Моя сестра – Елена Блаватская. Правда о мадам Радда-Бай

Намучилась я в эту ночь от жару и жажды; зато больше не видала монаха, и к утру прошла вся моя крапивная сыпь. Через два дня я встала, а дней через пять-шесть мне позволили выйти в сад.

То-то была радость! Я больше всего скучала эти дни о своих птицах, которых так любила кормить на чистеньком дворике хохлушки. Я нашла их всех очень изменившимися: желтые гусенята и цыплята, которых я оставила пуховыми шариками, ужасно подурнели! Они стали такие неуклюжие, в редких торчащих перышках на крыльях и хвостиках. Зато голуби и перепела были все такие же хорошенькие… А вишневые-то кусты как изменились!.. За последнюю неделю вишни так созрели, что густая зелень вся была покрыта исчерна-красными, сочными ягодами, смотревшими очень аппетитно.

– Вот прелесть! – говорила я, любуясь.

– Ну уж! Нашла прелесть! – презрительно отозвалась Леля. – Дрянные вишни!.. Вспомни-ка, что теперь в грунтовом сарае, на нашей даче, в Саратове!

Я вспомнила и глубоко вздохнула. Как не мил был наш садик, но, разумеется, он не мог сравниться с саратовской рощей. К тому же я очень часто скучала о родных и особенно о доброй своей бабочке, и слова сестры заставили меня пригорюниться.

– Ну, чего ты насупилась? – засмеялась она через минуту. – Что ж делать? – Дача далеко; а у нас здесь тоже недурно. Давай играть в прятки!

И Леля вскочила и побежала в самую глубь сада прятаться. Она, по своему обыкновению, принялась сначала бегать, влезать на деревья, перелезать в соседние садики через плетень, – хотя и то, и другое нам было строго запрещено, – и, вообще, ужасно шалила. Но шалости как и все на свете ей очень скоро надоедали: она беспрестанно меняла расположение духа. Благополучно спустившись на землю со старой груши, на которой только что звонко куковала, бросая в меня неспелыми фруктами, Леля бросилась в высокую, некошеную траву и начала смешить меня разным вздором и выдумками, на которые была большая мастерица.

Она уверяла, будто бы один из папиных офицеров – маленький, толстый капитан, который очень много ел, ужасно нравился нашей разноглазой, косой англичанке, тоже любившей покушать. Что будто сама она, Леля, слышала, что он ей говорил: «Мисс! Я бы сейчас на вас женился, – если б вы хоть один разочек на меня пряменько взглянули!..» Косыми-то глазами! Наша бедная мисс ни на кого не могла смотреть прямо.

– Он ведь, ты знаешь, лысый! – говорила Леля. – Накладку носит. Так я мисс уже обещала, что если она выйдет за него замуж, так я непременно в день их свадьбы заберусь в церковь и той самой удочкой, что недавно папа мне подарил, чтоб ловить рыбу, зацеплю и стащу паричок с его лысенькой головки!.. Непременно! И если б ты знала, как мисс этого боится, – ужас! Я думаю, она ни за что не посмеет за него выйти замуж!..

Я очень хорошо знала, что Леля все это выдумывает; но она так смешно рассказывала, что нельзя было не смеяться, глядя на совершенно серьезное лицо, с которым она болтала такие пустяки.

Вареники

Дня через два мы опять играли в саду, когда к нам подошла хозяйка, хохлушка наша, прося нас придти к ней в хату попробовать, какие она, ради Божьего праздника, – а было воскресение, – вкусные вареники с вишнями сварила.

– Вареники?.. Ах! Как жаль, что нам нельзя! – с глубоким сожалением воскликнула я.

А дело было в том, что мне после болезни, а Леле по случаю недавнего расстройства желудка, было строжайше запрещено есть вишни. Отпуская нас в сад, Антония нам еще раз это напомнила, и мы ей дали слово не рвать вишен, что до сих пор свято исполняли. Но тут, выслушав приглашение, Леля закричала:

– Отчего нельзя!?. Вот еще глупости!

– Да как же, мы Антонии обещались?..

– Что обещали? Глупая! Ведь мы обещали не есть вишен, – а не вареников с вишнями!..

– Разве это не все равно?

– Конечно, не все равно: сырые вишни или вареные!.. Вареники – это все равно, что варенье; а ты знаешь, что тебе давали даже лекарство закусывать малиновым вареньем. Пойдем!

– Ходыть до мене, гарненьки мои барышни! – уговаривала нас хохлушка, не знавшая, что нам запрещены были вишни. – Поиште варенычков моих пшенычных. Яки ж воны смачны!

– Ну пойдем! – не выдержала и я, вставая.

И мы направились к хозяйкиной хате!

Уж и вареники же, в самом деле, какие вкусные были! Из белой муки, с отборными, спелыми вишнями и все залиты свежим, сотовым медом. Просто на славу!.. Наша добрая хохлушка была хозяйка домовитая: у нее тут же в палисаднике и свои ульи стояли. Мы боялись, из-за пчел, ходить туда и только издали любовались его кудрявой липкой и высоким тыном, увитым хмелем, из-за которого красиво пестрели подсолнечники, рожи, да бузиновые кусты.

Ай да вареники!.. Мы ели да только облизывались. Глиняная мисочка, поставленная перед нами на стол, уже совсем почти опустела, когда вдруг… о, ужас! В маленькое окошечко из саду раздался голос горничной девушки, Маши.

– Леля! Верочка!.. Где вы?.. – кричала она.

Мы так и замерли с деревянными ложками в руках и варениками во рту!