Моя сестра Фаина Раневская. Жизнь, рассказанная ею самой

Nicolas окончательно успокоился. Неприятности прошли стороной, и ему теперь ничто не угрожает. Был суд, но его даже не пригласили выступить, и это хорошо. Иногда следует радоваться, что о тебе забывают. Подарил мне старинную брошку, недорогую, но очень изящную. Я присматриваю ему в подарок запонки. Nicolas любит серебро и не любит золото, я это помню.

11.10.1962

– Зарплата начинающего актера меньше ста рублей, а ученик токаря на заводе получает сто двадцать! – возмущается сестра. – Пусть им токари и играют! Как при таких доходах не хотеть подработать? Как можно жить на такие деньги.

В театре новый скандал. Молодые актеры подрабатывали в ресторане – кто-то играл, кто-то пел. Это сочли недостойным, и теперь у них неприятности. Сестра негодует.

– Когда у тебя есть все, что только душа пожелает, легко произносить с трибуны высокие слова о святости искусства! На сытое-то брюхо! А вот когда у тебя зарплата девяносто да дома жена с грудным ребенком на руках, то тут уже о другом думать приходится. И вообще, что плохого в том, что советский актер поет в советском ресторане для советских людей? Под хорошую песню и кушается лучше, под музыку можно потанцевать. Я не выдержала и спросила: «Скажите мне, почему зрителю можно есть в театре во время спектакля, а актеру нельзя петь в ресторане?» Что ты так смотришь? Некоторые без всякого стеснения едят бутерброды в зрительном зале. Одному как-то раз сделали замечание, а он ответил: «Мне доктор прописал есть строго по часам», как тебе это? Давно пора объединить театры с ресторанами, тогда и на плохие спектакли будут ходить. Вот помру я, и пусть объединяют…

12.10.1962

Сестра в очередной раз рассердилась на Орлову.

– Если послушать Любку, так весь мир вертится вокруг нее! И Сартр пьесу для нее написал, и от ее игры он в восторге, и что она лучшая из всех известных ему исполнительниц роли Лиззи Мак-Кей! Любка! Любка! Любка! Свет в окошке, дырка в лукошке! А о том, что «Лиззи Мак-Кей» поставила Ирина, даже не вспоминает. Как будто эта пьеса поставилась сама по себе! Ирина столько труда в нее вложила, это же не самая гладкая пьеса, не «Без вины виноватые». А Любка захапала себе все лавры! Я все жду, когда же у нее начнется головокружение от успехов, да все никак не дождусь! Ах, все для нее – и пьесы для нее пишут, и сценарии, и театр только на ней одной и держится! Да если хочешь знать, весь театр держится на Ирине! Она обо всем думает, все предусматривает, разрешает конфликты, ищет новые пьесы, ищет молодые таланты… Я ей так и говорю: «Ира, ты кариатида, которая держит весь театр! Тебе не тяжело?» А она улыбается и вздыхает, тяжело, мол, но что поделать? Кто-то должен нести все тяготы. Кто-то несет все тяготы, а кто-то пожинает лавры. Уже столько пожали, что впору на рынке торговлю лавровым листом начинать, а все им мало!

14.10.1962

Были на премьере в театре Вахтангова. Смотрели «Живой труп». Эта пьеса мне всегда нравилась, разве что название немного коробило. «Живой покойник», на мой взгляд, было бы уместнее. «Труп» – слишком грубо. В роли Анны Дмитриевны – Мансурова. Блистательная, не побоюсь этого слова. Сестра тоже так считает. После спектакля она мне рассказала о Мансуровой. Я знала только то, что она была замужем за одним из Шереметьевых (читала во французских газетах об этом), но я не знала, что она окончила юридический факультет, что она была первой исполнительницей роли Турандот, что она, как и сестра, играла Зойку в «Зойкиной квартире»…

– Мы с ней сценические сестры, – пошутила сестра и тут же вздохнула. – Бедная Циля, как она намучилась со своим мужем! Он, кстати, чтоб ты знала, был внуком Прасковьи Жемчуговой. Несчастный граф по доброй воле остался в России, был далек от политики – играл на скрипке в театре, сочинял музыку для спектаклей, но его не оставляли в покое, арестовывали, отпускали, а потом застрелили на охоте, он был страстный охотник.

Кроме Мансуровой мне запомнилась молодая актриса, игравшая Машу. Сразу чувствуется, что она далеко пойдет. Остальные актеры тоже играли хорошо, даже великолепно, но эти две актрисы выделялись на общем фоне.

– Умеют, когда хотят! – сказала сестра, когда мы вышли из театра.

В ее устах это высшая похвала в адрес коллег. И это был первый спектакль на моей памяти, в адрес которого сестра не высказала ни одного критического замечания. Обычно, даже похвалив, она находит, к чему придраться.

17.10.1962