Один доктор в Антарктиде якобы вырезал сам себе аппендикс, потому что больше некому было его вырезать, и выжил. Видела в газете его фотографию. Верится в подобное с трудом. Сестра рассказала, что во время войны в Ташкенте познакомилась с фельдшером, который сам себе ампутировал ногу. Ей тоже не верю. Я сегодня вообще никому не верю, потому что вчера у меня украли кошелек. Денег там было немного, всего-то двадцать рублей и немного мелочи, но жаль кошелька и разрезанной вором сумочки. Очень жаль, потому что здесь я ничего подобного купить не смогу, здесь таких сумочек нет и кошельков тоже. Я, конечно, сама виновата – упросила
Чаепитие у верхних соседей. Сестра с Сергеем Арсеньевичем вспоминали Баку, вспоминали рабочий театр, в котором их свела судьба. Этот театр стал для обоих вехой – Сергей Арсеньевич, вырвавшись из-под крыла (точнее – тиранства) Мейерхольда, начал работать самостоятельно, а сестра проявила там свой талант во всей его красе.
– В роли Музы я выходила на сцену в таком платье, – несколько взмахов обеими руками призваны обозначать нечто невероятно роскошное, – и еще у меня был веер, которым я томно обмахивалась. Короче говоря, я была неотразима. И в меня влюбился один видный энкавэдэшник по имени Жозеф. А может, это был псевдоним, выдуманный специально для меня. У него были такие роскошные усы, которым позавидовал бы и сам Буденный. Он приходил ко мне за кулисы, вручал огромные охапки цветов, дико вращал глазами и настойчиво звал замуж. А я его страшно боялась… Потом он вдруг перестал приходить. Тогда еще не начались массовые аресты, и я думала, что его срочно отправили куда-нибудь с секретным поручением.
Светлана расспрашивала меня о Париже. Мечтает там побывать, но вряд ли эта мечта может сбыться в ближайшем будущем. Дела ее мужа обстоят сейчас не самым лучшим образом. Из хорошего театра из-за чьих-то происков ему пришлось уйти в театр более низкого разряда, работа в котором не приносит ему должного удовлетворения. Сочувствую и надеюсь, что на этом его карьера не закончится. Спрашивала у сестры, в чем там было дело. Сестра ответила: «Чтобы с волками жить, надо по-волчьи выть, а Сережа этого не умеет, он слишком человечный. Вот его и сожрали».
Доктора не питают никаких надежд относительно Полины Леонтьевны. Это было ясно и раньше, но вчера об этом было сказано прямо. «Готовьтесь к худшему», – сказал заведующий, и его слова подтвердили профессора. На сестру не просто больно, а прямо-таки страшно смотреть. Хожу на цыпочках, стараюсь угождать ей во всем, понимаю, как ей тяжело. Ирочке тоже тяжело. Как последнего дара прошу себе легкой и быстрой смерти.