Моя сестра Роза

– Помогала маме Ди. Она здесь проповедница.

Я киваю. Она мне уже говорила. Еще одна причина, по которой я надел костюм.

– Ты только посмотри, – говорит она, оглядывая меня. – Я впечатлена.

– Не знал, что надеть, и… Ты прекрасно выглядишь. С Соджорнер здороваются двое мужчин. Оба темнокожие, оба в костюмах. Подходят еще люди. Темнокожие разных оттенков, азиаты, белые. Пожилые дамы в платьях, некоторые еще и в гигантских шляпах. У одной дамы на шляпе перья. Почти все мужчины постарше в костюмах; большинство наших ровесников одеты по‐будничному. Но я все же не выделяюсь. Я не единственный подросток в костюме.

– Что это за церковь?

– Гостеприимная. Межконфессиональная. Церковь для всех. Место для молитвы и для общения.

– Ты как будто брошюру цитируешь.

Соджорнер смеется.

– Я помогала маме Ди ее писать.

– А. – Я снова нервно оглядываю вход в церковь.

– Все будет в порядке, Че. Пойдем займем места.

Я иду за ней, ощущая себя самозванцем, которого вот-вот поразит молния. У дверей стоит белая женщина в церковном облачении.

– Привет, Сид, – говорит она, обнимая Соджорнер. – А это кто?

– Это Че. Мы вместе ходим на бокс. Он недавно приехал. – Соджорнер поворачивается ко мне. – Это Алиса.

Мы жмем друг другу руки, но вместо того, чтобы отпустить мою ладонь, Алиса накрывает ее другой рукой и крепко держит, словно опасаясь, что я сейчас убегу.

– Добро пожаловать в нашу церковь и в Нью-Йорк. Ты откуда?

– Сидней. Австралия.

– Замечательно.

– Спасибо.

Она тепло улыбается мне и отпускает мою ладонь.

– Надеюсь, здесь ты обретешь свое место.

Все вокруг машут Соджорнер, здороваются с ней. Она представляет меня как своего друга из спортзала, которому хочется побольше узнать об их церкви. После такого все хлопают меня по плечу, с чувством жмут руку и от души желают, чтобы я нашел здесь то, что ищу. Почти все меня благословляют.

– Ты со всеми знакома.

– Мама Ди здесь проповедует, забыл? Я впервые оказалась здесь еще до рождения, у мамы Эл в животе.

Мы так долго со всеми здоровались, что свободных мест не осталось. Мы втискиваемся в самый последний ряд. Там тесно, наши бедра касаются друг друга.

– Извини, сегодня много народу. Надо было тебя предупредить. Вечерняя служба очень популярна. У нас лучший в городе хор.

Меня все устраивает. Участники хора в церковном облачении выстраиваются на сцене. Нас окружает гул голосов, кажется, что все вокруг друг друга знают. Хор начинает петь. Соджорнер не преувеличивала. Они просто великолепны. Сам того не осознавая, я встаю и, как и все вокруг, принимаюсь с улыбкой раскачиваться в такт музыке. Мне тоже хочется петь, но, едва разобрав слова, я понимаю, что не смогу подпевать, не чувствуя себя лицемером, ведь я не готов сказать, что люблю Иисуса. Так что я просто раскачиваюсь и напеваю мелодию.

Когда пение заканчивается, мы усаживаемся на скамьи. Всех в церкви переполняет радость, так что даму, которая выходит на сцену и приветствует нас, встречают теплые, счастливые улыбки: их подарила нам музыка, и теперь мы дарим их ей, каким бы скучным ни было ее выступление, касающееся организационных моментов. Потом хор снова поет, и все в церкви поют вместе с ним.

Все встают, раскачиваются в такт музыке, подняв руки вверх, прославляя Иисуса. Я больше не чувствую себя лицемерным атеистом, танцующим под госпелы, и просто двигаюсь вместе со всеми. Не знаю, из‐за чего я себя так чувствую – из‐за музыки или из‐за того, что Соджорнер рядом со мной движется ей в такт.

– Ты мне тоже нравишься.

По крайней мере, кажется, именно это она сказала. Она говорит тихо, а хор поет очень громко. Она слегка задевает меня боком, и наши руки касаются. Мы оба широко улыбаемся, и она снова шепчет:

– Ты мне тоже нравишься.

Она дышит мне прямо в ухо. Я сглатываю. Я чувствую себя легким, невесомым, у меня кружится голова, и я неловко оступаюсь.

– Белый парень, – смеясь, говорит она.

Я улыбаюсь, прислушиваюсь к ритму и снова раскачиваюсь вместе с ней, ощущая, как музыка течет сквозь нас, объединяя наши тела.

Ее рука касается моей. Я сжимаю ее ладонь. Она не сопротивляется. Наши пальцы сплетаются – теплые, сильные, покрытые мозолями. Она тоже сжимает мне руку. У меня перехватывает дыхание.

– Да, – говорю я. Соджорнер кивает:

– Ты тоже это чувствуешь.

Еще бы. Она мне не просто нравится. Я не просто ее хочу. Мое чувство к ней так велико, что его не описать никакими словами. Мое чувство к ней разрывает мое тело, сердце, голову, да что там, даже печень и почки. Мы оба одновременно поворачиваемся, и наши губы оказываются так близко, что на один краткий миг мне кажется – сейчас мы поцелуемся, но это быстро проходит. Мы в церкви, вокруг ее родня, ее друзья, о поцелуе не может быть и речи.

Песня заканчивается. Я стою и моргаю, пока все рассаживаются по местам. Соджорнер тянет меня вниз.

– Че, – шепчет она.