Моя сестра Роза

– Мне семнадцать. Я не могу отпустить бороду.

– У меня в школе половина парней носят бороду.

Я с сомнением смотрю на Лейлани.

– Не веришь? Да, борода у них не на все лицо, не то что у модников из Вильямсбурга, которые типа-сами-маринуют-мясо-и-варят-пиво, у нас такой только Микаль, но он кабан ростом под два метра. Но у них вполне растет борода. Это обычное дело, видишь?

Она показывает на идущего навстречу мужчину с длинной черной бородищей, как у лесника. Он ей улыбается, но Лейлани уже показывает мне на другого бородача.

– Лейлани, я знаю, что такое борода. Думаешь, мне поможет, если я пойду на поводу у последних тенденций мира мужской моды?

– Пойдешь на поводу? Да, только выбирай правильные тенденции. С бородой ты не будешь так сильно похож на мальчика с фермы.

Я в этом сильно сомневаюсь.

– У меня светлые волосы.

– И?..

– Как ты думаешь, я часто бреюсь?

– Откуда мне знать? – Царственные брови Лейлани ползут вверх. – Я не слишком интересуюсь тем, как именно парни бреются и как часто они это делают. Каждый день?

Я хмыкаю. Лейлани касается моей щеки, тщательно избегая прыщей.

– Кожа гладкая. Так когда ты брился?

– Может, неделю назад. Еще до отъезда. Значит, уже десять дней? Две недели?

– Господи. У тебя что, волосы не растут? – Она хватает меня за локоть, рассматривает мою руку, потом показывает мне свою. – У тебя на руках нет волос! У меня на руках волос больше, чем у тебя, и я еще не сильно волосатая. Ладно, забудь о бороде. Она у тебя отрастет лет через сто, не раньше.

– И даже тогда это будет мягкий пушок, как на заднице.

– Пушок на заднице! – Она издает звук, чем‐то похожий на клохтанье курицы, которой перерубили топором шею. Я не сразу понимаю, что она не умирает, а просто смеется. Впервые за все время нашего общения Лейлани не выглядит крутой: щеки у нее раскраснелись, и она жутко кудахчет. – Пушок на заднице? В Австралии что, на жопе растят пух, чтобы не мерзнуть?

Она смеется громче, прибавляя к кудахтанью всхрюкивания. На нас оборачиваются люди. Я совершенно не понимаю, над чем тут можно смеяться, кроме ее собственного смеха. Ее смех – самое невероятное из всего, что я когда‐либо слышал. Я тоже хохочу.

– Твой смех! – выдыхаю я. – Господи, ну и звуки!

– Я знаю, – говорит она в перерыве между хрюканьем и кудахтаньем. От смеха она не может разогнуться. – Пора прекращать. – Она вытирает стекающие по щекам слезы.

– Звучит просто адски.

Она снова хрюкает.

– У тебя худший в мире смех.

Она кивает и снова хрюкает.

– А я‐то думал, ты крутая. – Я постепенно успокаиваюсь, и на лице у меня расплывается ухмылка.

– Так и есть, – выдавливает она, стараясь дышать медленно и ровно. – Круче меня никого нет. Про мой, эм-м, уникальный смех знают только особо приближенные люди.

Она снова утирает слезы своим, без сомнения, до невозможности дорогим рукавом.

– Ну вот и все. Идем знакомиться с Ронни. Ты слышал мой смех. У меня больше нет секретов.

– Ронни?

– Ага. С Вероникой. Моей девушкой. Идем. У нее смена заканчивается минут через сорок. Мы с ней и с Олли собирались в новую лапшичную. Зайдем к нам, ты переоденешься и оставишь покупки. Есть хочешь?

Я всегда хочу есть, но меня бесит мысль о том, что я пропущу занятия. Хотя я и знаю, что Соджорнер сегодня не придет. С другой стороны, я могу прийти позже, спарринги все равно начнутся только в семь. Я убеждаю себя, что время от времени можно устраивать разгрузочные дни.

– Еще бы, – говорю я. – Давай посмотрим на твою девушку.

Глава восемнадцатая

– Ее зовут Вероника Диас. В школе мы были парочкой. – Лейлани голосом выделяет последнее слово, чтобы оно звучало не всерьез, словно давая мне знак, что можно смеяться.

– Были?

– Она уже окончила школу и теперь работает в «Саншайн» на Хаустон-стрит, – говорит Лейлани.

Интересно, сколько еще я буду привыкать к этому странному названию, Хаустон. Не менее интересно, что такое «Саншайн».

– Еще она актриса. Она снималась в студенческих фильмах, в паре рекламных роликов и в одной серии «Закона и порядка», но тогда она была еще совсем маленькой. Ходила, наверное, на миллион прослушиваний. Получила роль в одной экспериментальной пьесе, но в результате постановщики не нашли денег.

Я пытаюсь сделать вид, что впечатлен, хотя не уверен, хочет ли этого Лейлани.

– Актерского заработка не хватает на съемную квартиру, так что она еще работает в «Саншайн» и в одной дрянной забегаловке на Сент-Марк-плейс. «Кофе Нуар». Что за тупое название.

Лейлани рассказывает так, словно ее все это раздражает. Интересно, она предлагала Веронике деньги? У нее самой полно денег, но ее девушка работает на трех работах, чтобы платить за квартиру. У меня нет друзей сильно богаче или беднее меня. Ну, за исключением Лейлани. Я знаю, как чувствую себя из‐за того, что Лейлани без спроса купила мне одежду. Если они когда‐нибудь спорили из‐за денег, я точно на стороне Вероники. И тут я вспоминаю, что как раз сейчас Макбранайты снимают квартиру для моей семьи. Раньше меня это не беспокоило. Интересно, как Салли и Дэвид себя при этом чувствуют?