Читаем Моя сестра живет на каминной полке полностью

Дядька, одетый как Майкл Джексон, набрал в грудь воздуха и встал. Джас уже была у самой двери. Уже взялась за ручку. Я не мог дать ей уйти.

– Подумай о маме! – крикнул я. – И о папе! И о Лео!

Она толкнула дверь, струя морозного воздуха ворвалась внутрь, но Джас осталась стоять на месте. Я подбежал к ней, схватил за руку.

– Ты правда думаешь, что там, в зале, кто-то нас ждет? – прошептала она, на белом-белом лице глаза были такие огромные.

– Да, – ответил я. – Лео, когда нас высадил, обещал, что…

Она покачала головой:

– Не Лео. – Она закусила губу, показалась капелька крови. Джас смахнула ее пальцем. Она даже смыла черный лак с ногтей и покрасила их светло-розовым. – Не Лео. Мама.

Снова внутри у меня что-то екнуло, и сильнее, чем раньше. Но теперь я точно знал, что это такое.

Сомнение. Если ревность красного цвета, то сомнение – черного. Потому что зал вдруг почернел. В машине утром все было желтым и красивым, а теперь наоборот – мерзким и безнадежным. Я подумал про свой день рождения, про постскриптум, про родительское собрание, но кивнул и сказал:

– Она здесь.

– Она не приехала на Рождество, – прошептала Джас.

В жизни не слышал, чтоб она так говорила. По щеке у нее ползла слезинка, а на сцене уже гремел «Триллер» Майкла Джексона.

– Не приехала, – согласился я, а у самого все кишки скрутило. – А может, она решила, что ее не пригласили.

Джас подняла на меня полные слез глаза.

– Я ее приглашала, – прошептала она, и узел у меня внутри стянуло еще сильнее: вот, значит, почему в Рождество Джас то и дело поглядывала в окошко! – Я послала открытку, просила приехать, приготовить индейку. – Джас уже плакала в голос. Я с трудом разбирал слова и вообще с трудом соображал, потому что у меня до боли свело живот. – Я и раньше еще писала ей. Про папу, про то, что он слишком много пьет и совсем не следит за нами. Но она не приехала, Джейми. Она бросила нас!

По телику показывают одну рекламу, «Помоги собаке» называется. У меня от нее сердце прямо заходится. Она про разных собак, которых хозяева оставляют в мусорных баках, или в коробках, или на обочине глухих дорог. Там еще очень печальная музыка играет, а у собак хвосты понуро висят и в глазах такая тоска. А дядька с лондонским выговором все зудит, зудит, что вот, мол, оставили и никто в целом свете их, мол, не любит и никому-то они не нужны. Вот это и означает – бросили.

– Мама нас любит, – сказал я, а у самого в ушах только и звучало лондонским говорком: «Джейми нужен новый хозяин». Я должен был этот говорок заглушить. – Мама нас любит – мама нас любит – мама нас лю…

Джас покачала головой, дрогнули косички на плечах.

– Нет, Джейми, не любит, – сдавленным голосом отозвалась она. Слезы капали у нее с подбородка. – Разве не ясно? Она сбежала от нас. В мой ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ!

Последние слова Джас проорала, потому что я заткнул уши. И еще громко начал подпевать Майклу Джексону. Не желал больше ничего слышать.

– В мой день рождения! – кричала Джас, отрывая мои руки от ушей. – И с тех пор от нее ни слова!

Я вырвался.

– Все ты врешь! – завопил я, затопал, потому что вдруг здорово разозлился. Метатель ножей посмотрел на нас и укоризненно покачал головой, но мне было плевать. Я был словно в огне, вся кровь кипела. Хотелось лягаться, дубасить всех вокруг, визжать и орать – все сразу. – Это неправда! Мама прислала мне подарок, да еще какой! Самый лучший-прелучший подарок на свете. А ТЫ ВСЕ ВРЕШЬ!

Музыка «Триллера» умолкала.

– Номер сто тринадцать.

Джас хотела было что-то сказать и даже рот открыла. Я, тяжело дыша, ждал, но она мотнула головой, как будто передумала.

– Отлично. Мама прислала тебе подарок. Подумаешь, великое дело.

– Номер сто тринадцать, – раздраженно повторила девица с блокнотом, переводя взгляд со старушки в туфлях для степа на мальчика с попугаем, с меня – на Джас. – Ну, где вы? Сто тринадцать, на выход!

Джас утерла глаза, оглядела свой костюм.

– Посмотри на меня, – тихо сказала она, расправляя цветастое платье. – Посмотри на себя. (Я потрогал булавки на рукавах футболки.) Посмотри, на что мы пошли из-за них. А зачем, Джейми? Мама не бросит Найджела ради того, чтобы приехать сюда. – Джас положила руку мне на голову, и мне стало не страшно, я перестал пыхтеть и постарался успокоиться. – А папа напьется и не сможет встать с кровати. Это все зря.

Я накрыл ее руку своей.

– А может, и не зря, – сказал я и затолкал внутрь все сомнения, и все разочарования, и весь гнев. Проглотил, как гигантскую витаминину, которую даже водой никак не запьешь. – Ну пожалуйста, Джас. Пожалуйста! Вдруг они смотрят. Я не хочу ставить на них крест.

Джас в раздумье прикрыла глаза.

– Номер сто тринадцать! – Девица пристукнула ручкой по блокноту. – Время идет, жюри ждет. Если не выйдете вот прямо сию минуту, вы свой шанс упустите!

Я тронул Джас за руку:

– Пожалуйста!

Она открыла глаза, глянула на меня и покачала головой:

– Ничего не выйдет, Джейми. Их там нет. Ты только опять расстроишься. Я не хочу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза