Моя сестра

Несколько рамок, обе с фотографиями Элли. На одной, детской, она пристально смотрит в камеру. Не улыбается. Я достаю ее, пытаюсь поставить, но ножка не стоит. Я поднимаю рамку и понимаю, что задняя часть рамки еле держится. Тяну за край, и внутри обнаруживаю еще три фотографии. Полароид. На них она, обнаженная; здесь, в спальне. На одной она улыбается в камеру. На второй она на четвереньках, фотография крупным планом сзади с пальцем, заехавшим в кадр. На третьей она прикована наручниками, ее тело извивается перед тем, кто находится по ту сторону объектива. Я бросаю их обратно в ящик, то ли расстроенная, то ли смущенная. Она сделает что угодно для кого угодно, лишь бы быть желанной. Не такие уж мы и разные. Но я задумываюсь, не Антонио ли сделал эти фотографии, и, если это он, то, вероятно, это докажет полиции, что она действовала более чем добровольно. Я смотрю на кончик пальца, попавший в кадр. Он принадлежит Антонио? Возможно. Снова достаю фотографии и кладу их в карман своих джинсов.

Когда я встаю, то замечаю что-то на полу. Почти полностью скрытое под тумбочкой, только краешек торчит. Я наклоняюсь, подцепляю его пальцами, плечом толкая тумбу, и достаю карточку. Все спрятанное может быть полезным.

Я вытаскиваю карточку из-под тумбы и уже узнаю синие буквы и имя. «Грегори Уотерсон, инвестиционный банкир», – произношу я вслух, вспоминая, что у меня есть визитка Мэтта. Я достаю ее из кармана пиджака, у нее загнулись уголки, она испачкалась. Встаю и выключаю музыку в момент сокрушительной кульминации. Ни о чем не думая, я достаю телефон и набираю номер.

– Здравствуйте, это Мэтью Гатри. – Он отвечает только после второго звонка. Он, кажется, чем-то отвлечен, на фоне раздается шум.

– Мэтт, это я, Айрини. – Некоторое время он ничего не говорит, и вдруг я чувствую себя глупо, что позвонила. Как будто я не поняла, что он дал мне визитку только из вежливости, и есть неписаное правило, по которому я не должна была звонить. – Мы встречались пару недель назад, вместе с моей сестрой, Элли. – Шум на фоне стихает, и я слышу щелчок двери.

– Айрини, я прекрасно помню, кто ты. Я просто не думал, что ты позвонишь. Но я рад твоему звонку.

– Мэтт, у меня проблема с сестрой.

– Ага, знаю. – Я слышу скрип стула, когда он садится на него. – Я слышал об этом в новостях, и полиция была вчера у меня дома, хотели поговорить со мной.

– Что они хотели узнать?

– Это насчет ночи, когда мы были вместе. О том, что Элли подсыпала тебе наркотик. – Он тяжело вздыхает. – Я думал, они хотят арестовать меня по подозрению в изнасиловании. Думал, они считают, что я причастен ко всему произошедшему.

Я верчу визитку в руках, стучу ею по шкафчику.

– А полицейские обращались к Грегу?

– Да. Он подавлен. Он пытается помочь, но сейчас уехал на выходные с невестой. Он не виделся с Элли с того дня в отеле. Где ты? Ты звонишь из Лондона?

– Нет. Я звоню из дома моей семьи. Я приехала сюда. – Я должна рассказать ему про Антонио и его арест, но хотя эти слова уже на вертятся на языке, я не могу. – Я просто хотела быть рядом, на случай развития ситуации.

– Очень много слухов ходит здесь, Айрини. О твоей сестре, о Греге. О твоих родителях. О наследстве твоего отца и Элли. – Я бы хотела рассказать ему все, что знаю, но я снова чувствую себя лгуньей, которая пытается не смешивать наши жизни. – Так уж заведено в маленьких деревнях, – продолжает он. – Люди сплетничают. – Он останавливается на секунду, а когда я не прерываю его, говорит:

– Мне жаль, что твой отец так поступил, Айрини. Кажется, лучше бы тебе держаться от этого всего подальше.

– Возможно. Похоже, меня отдали из-за психического состояния Элли. Ты был прав, когда говорил, что что-то привело их к такому решению. Что-то произошло с Элли. Она вернулась из психбольницы, и я стала жертвой. Такой же, как и родители. – Мне даже удивительно думать о них так. Вероятно, теперь я могу принять мысль о том, что моя мать была жертвой, послушной женой, следующей плану мужа. Но, вероятно, так же и мой отец был заложником своего решения. Заложником Элли. Ему пришлось сделать то, что он совсем не считал правильным. Представлю, как тяжело им было, одна любимая дочка – инвалид, другая – в психушке. Каково было знать, что когда одна вернется домой, о другой они не смогут заботиться. Это не имеет отношения к депрессии, как говорила тетя Джемайма. Я пытаюсь представить себя на месте своей матери – это легче, чем на месте отца, – но даже этого не могу. Это выходит за пределы моей эмоциональной зрелости. – Но чтобы тогда ни случилось, это уже не важно. Сейчас я должна найти Элли.

– Как ты планируешь это сделать? Как я понимаю, от нее не осталось и следа. – И тут я впервые задумываюсь, есть ли у меня план, и что-то я в этом не уверена. Поэтому я сосредоточиваюсь на одной мысли: нужно доказать, что Антонио невиновен.

– А ты же вырос в этих краях? – спрашиваю я.

– Хм, – произносит он удивленно. – Ты запомнила это? Ага, вырос. Почему спрашиваешь?

– Знаешь ли ты место под названием «Фэйр Филдс»? Была раньше такая старая больница.