Моя сестра

Переворачиваю страницы, фотографию за фотографией, семья растет. Вот Элли и я вместе. Она бежит за собакой, той самой, которую позже убьет, я сзади, на трехколесном велосипеде без педалей. Ярко-желтое сиденье, кудряшки, обрамляющие пухленькое личико. Перелистываю страницу. Тот же зимний день, небо белое, на земле иней. Но теперь я на земле, видимо, меня столкнули с велосипеда. Элли убегает от меня, на заднем плане прыгает собака. Я улыбаюсь от самой идеи: мы вместе, как обычная семья. Домашний уют, которого мне не довелось ощутить. Во всяком случае, не из первых рук. Я только наблюдала за ним со стороны, как зритель с трибун. Но вот изображение, на котором я вижу нормальную семью: тут я, с лицом, красным от мороза, и глазами, влажными от слез, потому что сестра отобрала у меня велосипед. Мы были такой семьей когда-то. Переворачиваю страницу, надеясь, что на обороте будет продолжение истории, но страница пуста. Следующей фотографии нет.

Я слышу, что открывается входная дверь. Ставлю альбом обратно в сервант и выскакиваю в коридор, чтобы никто не успел заметить, что я спрятала фотографию своей матери в рукав. Это Фрэнк, он приехал первым, и я выдыхаю с облегчением.

– Айрини! А мы-то думали, куда вы подевались?

– Я ушла пораньше. Вы не могли бы отвезти меня в аэропорт?

– Вы уже уезжаете? – Он оглядывается на входную дверь, ожидая, что кто-то еще войдет.

– Так будет лучше. Действительно лучше. – Он кивает, будто бы понимающе. – Через десять минут?

Его плечи разочарованно опускаются, и я понимаю, что он вынужден меня огорчить.

– Простите, Айрини, но это невозможно. Через пару часов, когда поминки закончатся, – без проблем, но если я уеду сейчас, мистер Харринфорд меня со свету сживет. Особенно в такой день. – Он делает шаг ко мне. – В любом случае, вам лучше остаться. Будет неправильно уехать прямо сейчас.

Смущенная, я, скрепя сердце, соглашаюсь, и вскоре дом заполняется гостями. Что такое пара часов? Элли перестала плакать, и теперь исполняет роль хозяюшки. Заставляет Джойс бегать туда-сюда в ее неудобных туфлях-лодочках. Я смотрю на свои туфельки и чувствую вину за то, что ей, а не мне, приходится носить такую неудобную обувь. Есть чай и кофе, шампанское, херес, виски. Все, что душа пожелает, как будто бы мы в гостях у Вилли Вонки. Я опрокидываю пару бокалов виски, завалившись в углу гостиной на старинный стул эпохи королевы Анны. Алкоголь быстро на меня действует, потому что я ничего не ела уже почти сутки. Но мне хорошо. И все же, в надежде сохранить трезвый разум, я поднимаюсь, беру канапе из сыра и ананаса, за которым тут же следует кусок киша.

Кажется, никто не заинтересован в беседе со мной. И я рада этому, потому что их скользких взглядов через плечо уже достаточно, чтобы выбить меня из колеи. Я помню, как Элли говорила, что все будут знать, кто я, и понимаю, что она была права. А как иначе, если я так похожа на женщину, на похороны которой они пришли? Поэтому я украдкой возвращаюсь в кабинет, забирая бумажку с информацией о рейсе, которую в спешке оставила, а после отступаю к спальне с бокалом виски в руке, чтобы переждать там последние часы.

Ставлю бокал на прикроватную тумбочку и скидываю все свои вещи в сумку, включая также и фотографию моей матери из кабинета, и херес, который, как я решила, уже не нужно возвращать. Они передо мной в долгу, но целую жизнь отдать сложно, так что я заберу напоминание в виде бутылки и буду считать, что долг частично выплачен. Также сверху кладу в сумку рамку с бабочками. Но теперь, когда все упаковано, комната кажется еще более мертвой, чем раньше. Как будто меня выселяют во второй раз.

Слышу скрип ступенек, ручку двери дергают снаружи. Я застегиваю молнию и оборачиваюсь, и тут же дверь открывается.

– Фрэнк сказал мне, что ты хочешь уехать, – неуверенно бормочет Элли, медленно двигаясь ко мне.

– Да. – Она уже не выводит меня из равновесия так, как раньше, ощущения другие. – Я готова уехать домой. Обратно в свою жизнь.

– Когда?

– Сегодня. Кстати, ты должна знать, что с завтрашнего дня я сменю свой номер. Не ищи меня на этот раз. – Мне нужно начать с чистого листа, нужен очередной шанс оказаться подальше от нее. – Я больше не могу играть в эти игры с тобой, Элли. – Я сажусь на край кровати, готовая вот-вот заплакать, к этому меня подталкивает голландский виски. Впервые с момента приезда я смотрю на нее в упор и первой. – Нам больше нечего сказать друг другу.

Всю жизнь я верила, что принадлежу этому месту. Но теперь, когда я знаю, что это не так, мне нужно убираться отсюда. Надо перестать фантазировать о том, какими были когда-то этот дом и эти люди. Я получила от приезда сюда все, что мне было нужно. Моя мать любила меня, теперь я знаю это. Все остальное – лишнее, включая Элли. Я хочу себе такое будущее, в котором смогу обернуться назад и сказать: «Да, я не понимаю, что случилось, но готова принять, что это было сделано во имя любви». Узнать больше – риск для меня. Я успокоюсь на том, что уже знаю.