— Ну, знаешь ведь, какие у нас полицейские. Добросовестность во всем.
Сердце
Тейд выглядит ужасно. Небритый, рубашка мятая, галстук повязан криво. В последнее время он не поет и даже не насвистывает. Такова сила Айюлы: при виде страданий Тейда невольно испытываешь благоговейный трепет.
— У нее есть другой, — объявляет он.
— Другой?! — Я переигрываю, и голос звучит пискляво. Не то чтобы Тейд это замечает. Голова низко опущена, он даже не сидит, а нависает над столом, крепко его обхватив. Я вижу, как сжимаются и разжимаются его кулаки, как переплетаются пальцы, как дрожит тело.
Я бросаю на стол папку, которую принесла для Тейда, и тянусь к нему. Рубашка у него белая. Не белоснежная, как моя форма или как, наверное, были рубашки у Феми, а белая, как у замотанного холостяка. Если бы Тейд позволил, я как следует отбелила бы ему рубашки. Я кладу руку ему на спину и легонько ее растираю. Его это успокаивает? Наконец Тейд вздыхает.
— Кореде, с тобой так легко разговаривать.
Я чувствую аромат его парфюма, смешанный с запахом его пота. Уличная жара проникает в кабинет и губит созданную кондиционером прохладу.
— Мне нравится с тобой разговаривать, — шепчу я. Тейд поднимает голову и смотрит на меня. Он буквально в паре шагов. Достаточно близко, чтобы поцеловать. Губы у него такие же мягкие, как кажутся? Тейд нежно улыбается, и я улыбаюсь в ответ.
— Мне тоже нравится с тобой разговаривать. Вот бы…
— Что?
Неужели он начинает понимать, что Айюла не для него?
Тейд снова опускает взгляд, и я не выдерживаю.
— Без нее тебе будет лучше, — тихо говорю я и чувствую, как Тейд напрягается.
— Что?! — Голос он не повысил, но теперь в нем звучит нечто, чего прежде не было. Неужели раздражение? — Почему ты так говоришь про свою сестру?
— Тейд, Айюла далеко не…
Тейд стряхивает мою ладонь со спины, резко встает и отшатывается от стола и от меня.
— Ты Айюлина сестра, значит, должна быть на ее стороне.
— Я всегда на ее стороне, вот только… сторон у нее много. И не все такие привлекательные, как та, которую видишь ты.
— И это значит, ты на ее стороне? Айюла говорила, что ты относишься к ней как к чудовищу, а я не верил.
Слова Тейда пронизывают стрелами… Тейд был
— Получается, теперь ты ей веришь?
— Она наверняка благодарна, что хоть кто-то ей верит. Неудивительно, что она всегда ищет внимания… мужчин. — Тейду больно произносить последнее слово, больно представлять Айюлу в объятиях другого.
Не в силах сдержаться, я смеюсь. Айюла победила окончательно и бесповоротно. Она улетела в Дубай с Гбойегой (свежую новость я узнала из эсэмэс), разбила Тейду сердце, а стервой оказываюсь я.
Айюла наверняка умолчала о том, что сыграла ключевую роль в гибели как минимум троих мужчин. Я делаю глубокий вдох, чтобы не наговорить того, о чем потом пожалею. Айюла — бесцеремонная, безрассудная эгоистка, но ее благополучие всегда было и остается моей ответственностью.
Краем глаза я замечаю, что листочки из папки лежат криво. Их наверняка толкнул Тейд, когда вскочил из-за стола. Я пальчиком придвигаю их к себе, поднимаю и стучу ими по столу, чтоб выровнять. Что толку говорить правду? Тейд не хочет ее слышать, не хочет верить ни одному моему слову. Он хочет только ее.
— Айюле нужна твоя поддержка и любовь. Тогда она остепенится.
Ну почему он не замолчит? Папка дрожит у меня в руке, чувствуется приближение мигрени. Тейд неодобрительно качает головой.
— Ты ее старшая сестра. Ты должна любить и поддерживать Айюлу. А я видел лишь, как ты ее отталкиваешь.
Тейд всегда любил читать мораль? Я бросаю папку на стол и чуть ли не бегу к двери. Когда поворачиваю ручку, он, кажется, окликает меня, но стук в висках заглушает его голос.
Пациент
Мухтар спокойно спит, дожидаясь меня. Я проскальзываю к нему в палату и закрываю дверь.
— Это потому, что она красивая. В этом дело. Остальное их не волнует. Ей все само в руки идет, — сетую я, пользуясь вниманием Мухтара. — Представляешь, он заявил, что я не люблю ее и не поддерживаю. Она навела его на такую мысль. Она ему так сказала. После всего… — Я осекаюсь, не в силах закончить фразу.
Тишину нарушает только ритмичный писк кардиомонитора. Я делаю несколько вдохов, чтобы успокоиться, и смотрю на его карту. Скоро у Мухтара очередной сеанс физиотерапии. Раз уж я здесь, почему бы не заняться с ним гимнастикой?
Тело у Мухтара податливое — я поворачиваю ему руки-ноги и так, и эдак. Перед мысленным взором снова и снова проигрывается сцена в кабинете Тейда с акцентом то на один эпизод, то на другой.