Моя Шамбала

— Погоди, Кум, — Орех обнял Кума за плечи и с силой подтолкнул к двери.

— Надо б выпить! — сказал Кум уже на улице, возбужденный.

— Говорил, давай возьмем по сто пятьдесят, — напомнил Орех.

— Можно бутылку взять. Магазин напротив сквера Героев. Все равно в ту сторону идем, — посоветовал Мирон. — А выпить в сквере можно.

— В сквере нельзя, лягавые ходят. В вытрезвитель попадем. Выпьем во дворе пятиэтажки, — сказал осторожный Орех.

Пили из горла, закусывали огурцом, который им выловили из бочки в магазине. Мирон сильно захмелел и все порывался идти к Верке, официантке привокзальной столовой, на другой конец города.

— Все, Кум, допиваем и пойдем, — сказал Орех. — Мирона надо до дома проводить.

Орех тоже захмелел и говорил медленнее обычного, тщательно подбирая слова, но на ногах держался твердо. Кума, казалось, водка не брала, но он был не в духе, — говорил мало и больше слушал, но Орех этого не заметил.

— Я матери хотел пряников купить, — сказал Кум. — Вы идите, я догоню.

— Да ладно, сам доведу, не суетись. Все равно по домам расходимся. Мы сейчас по Дзержинской, там рядом. Ты давай через дворы, — решил Орех.

— Ну, гут! Тогда до завтра! Они обнялись и разошлись…

Удар был страшным. Кум, как оглушенный на бойне бык, упал на колени и сделал попытку подняться, но тело не подчинилось, будто многопудовая плита придавила его и гнула к земле, а земля уходила изпод ног и вдруг стала с бешеной скоростью вращаться, меняясь местом с небом, потом все слилось в один сплошной круг, который стал быстро уменьшаться, превращаясь в черную точку. Сознание померкло, и он распластался на снегу темного полупроходного двора, рассыпая розовые пряники и окрашивая снег кровью, не дойдя двух шагов до невысокого кирпичного забора, через который он собирался перемахнуть легким кошачьим касанием, чтобы через минуту быть дома.

— Готов! — сказал мужик в фуфайке, склонившись над Кумом.

— Ну вот, а говорили, здоровый! — другой, в полупальто с кроличьим воротником, сплюнул сквозь зубы:

— Мотаем отсюда.

И они растворились во тьме двора.

Когда его нашли утром в луже крови, он еще был жив и что-то пытался сказать, но только пошевелил губами. Врач, осмотрев рану на голове пострадавшего, безнадежно махнул рукой. Рану, как могли, обработали, перевязали, и Кума отвезли в палату. К вечеру Кум впал в кому, а ночью умер, не приходя в сознание…

— Да ничего подобного, — кричал Семен Письман. — Их было человек десять. И они ничего не могли с ним сделать. Если бы сзади не стукнули ломом по голове, он бы их поубивал там.

— Откуда лом-то? — усмехнулся Мухомеджан. — Кто с собой лом на такое дело берет? Там невдалеке обрезок трубы нашли.

— Не, огольцы, — сказал Пахом, — не так все было. В кафе на них задрались курские. Курских было человек шесть. Орех, Кум и Мирон отметелили их, дай боже. Тогда курские послали кого-то выследить Кума. Наши, ничего не подозревая, шли себе своей дорогой и не видели, что за ними кто-то следит. Тот, кто следил, дождался, когда Кум останется один, и сзади ударил по голове.

— Откуда же курские знали, что Кум останется один? — заметил Самуил. — Они же втроем шли. А Орех с Кумом и живут рядом.

— А они и не знали, — вмешался Мухомеджан. — Кто остался, того и грохнули.

— Как же теперь Орех с Мироном против шпаны? — сказал, ни к кому не обращаясь, Пахом.

— Орех летом вообще один останется, — заметил Мотястарший. — Мирон, вроде, в мореходку собирается.

— Если доживет до лета, — мрачно буркнул Пахом.

— Вчера мне Мишка Горлин, сосед Ореха, сказал, что они вместе решили в мореходку ехать. А если кто не поступит, вместе в Армию пойдут, — сообщил новость Мухомеджан.

— Ореха в армию не возьмут, у него бронь, он же на оборонном заводе работает.

— Бронь на мирное время не распространяется. Все равно в армию идти, позже — хуже. А Орех уже давно должен был служить, — объяснил Самуил. — У Ореха мать одна останется, он единственный кормилец.

— Кум тоже единственным кормильцем был, — поставил точку в этом невеселом разговоре Самуил, и мы разошлись, похоронив самую яркую легенду наших дворов и нашей юности.

Глава 23

Запах весны. Подарок к 8 Марта. Индивидуалист Себеляев. Ворованные деньги. Позор.

В последний день зимы погода стояла весенняя. Люди, отвыкшие за зиму от солнца, жмурились от нестерпимо яркого света и улыбались. Хотелось снять шапку и варежки. Но солнце еще только примерялось, и его холодные лучи не грели, хотя мягкий, податливый снег уже не скрипел под ногами, а с крыш капали капели, и с грохотом рушились сосульки. На ум ничего не шло. Хотелось на улицу, и ученики все чаще смотрели не на доску, а на окна, за которыми, не торопясь, шли люди в пальто нараспашку и вдыхали через форточку сводящий с ума запах весны, по лошадиному раздувая ноздри.

— Пацаны! Зою будем с Восьмым Марта поздравлять? — спросил староста Женька Богданов.

— Будем, — вяло вразнобой ответили пацаны.

— Хер ей! — сказал зло Себеляев. — Она мне двойку хочет в четверти поставить.