Катерина равнодушно отметила, что руки у мужика связаны сзади резиновым шлангом-удавкой, а на затылке, пробиваясь сквозь белые волосы, возвышается огромная лиловая шишка.
Наверное, это всё-таки Сытов.
Он растолстел, постарел, утратил свой лоск и стал совсем не тем Сытовым, которого она знала.
Наверное, это всё-таки Сытов, но ей наплевать.
Скорее бы всё это закончилось – хорошо или плохо, плохо или хорошо. Лучше бы плохо, потому что Мат-Мат всё равно погиб в перестрелке. Нет, лучше бы хорошо, потому что вдруг он всё-таки жив и ему некому будет возить передачи на зону.
– Слушай, – веселился «бухгалтер», – а пожалуй, ты со своим весом гиппопотама сослужишь мне добрую службу. – Он сильно пнул Сытова в бок. Сытов хрюкнул, повалился на бок, но удержался, и, оторвавшись от пола, посмотрел на Катерину глазами раненого медведя. – Ты выбьешь для меня дверь а спальне! – захохотал «бухгалтер». Он снова пнул Сытова, но тот удар выдержал, тяжело поднялся с колен и почему-то тщательно осмотрел свои джинсы.
Катерина усмехнулась. Без всякого сомнения – это Сытов. Только он мог позаботиться о чистоте брюк, стоя под дулом пистолета.
– Я готов умереть за тебя, беби!
– Не надо, Сытов. Я не хочу, чтобы из-за меня умирали.
«Бухгалтер» с интересом на них посмотрел.
– Так всё-таки, господа, вы знакомы! И, кажется, очень давно не виделись. Но…
– Ты сможешь простить меня, Кэт?
Как он попал сюда? Как сказать ему, что ей не нужно его раскаянье, что ей всё равно?
– Ничего не было, Сытов! Всё сгорело. Красный петух, понимаешь?! – Она засмеялась.
– Кэт, я брошу свою жизнь к твоим ногам. Я уйду с телевидения, я начну всё с начала, я буду свободен, я буду только твоим!
– Катерина Ивановна уже согласилась жить со мной! – пискнул со своего стула-модерн Март Маркович.
– Кэт!
– Мне не нужна твоя жизнь, Сытов. И ты мне не нужен.
– Кэт!
– Катерина Ивановна согласилась…
– У-у-у! Да у вас тут любовный треугольник! Забавно. Но времени мало. Вниз, боров! Ты должен высадить дверь.
– Я никуда не пойду! Кэт!
– Сытов, делай то, что он говорит, и не дёргайся, на столе граната!
– Кэт! Мы же любим друг друга!
– Сытов, – захохотала Катя, – ты же слышал, я согласилась жить с Мартом Марковичем!!! Умоляю тебя, выбей дверь, ну что тебе стоит! Пусть этот ублюдок заберёт всё, что захочет!
«Бухгалтер» ткнул его в бок пистолетом, Сытов сморщился, как ребёнок, которому сделали больно, и который силится не заплакать. Он развернулся, ссутулился и начал спускаться.
– Сытов! – крикнула Катя. – Ты ни в чём не виноват, Сытов! Ты же думал, что я умерла. Живое живым, мёртвое мёртвым!
По радио заиграла весёлая музычка. В других квартирах под неё, наверное, пекли вкусные пироги.
Дверь оказалась крепкой. Сытов разбежался и снова ударил её плечом. Косяк затрещал, но выдержал. Предстоял последний, решающий удар. Эх, если бы только у него не были связаны руки! Он бы в последний момент отвернул от двери и всей своей стодвадцатикилограммовой тушей навалился бы на этого хлипкого Алексея Викторовича Антонова. Он не успел бы выстрелить. Сытов бы выхватил у него пистолет.
Антонов стоял со стороны кухни и контролировал все его действия, держа на прицеле.
Всё это напоминало дурной сон, причём, с жуткого похмелья, потому что после удара очень болела голова. Всё было дико, страшно, нелепо, и даже немножко смешно: Катька с рассеченной щекой, прикованная к батарее, Март, привязанный к стулу, граната на столе, он сам со связанными руками, этот Антонов с пистолетом, нацеленным на него, а особенно то, что Катька собирается жить с Мартом Марковичем.
Он проснётся и обязательно расскажет сон Лике. Лика посмеётся и процитирует Ахматову, что «ничего нет скучнее чужих снов и чужого блуда».
Сытов отошёл подальше от двери, чтобы получше разбежаться.
– Слышь, Робинзон, а что, ключом воспользоваться нельзя? – спросил вдруг Сытов. Спросил просто так, чтобы не быть пешкой, чтобы этот гад знал, что он тоже полноправный участник этой истории, а не слюнтяй, которого можно вырубить ударом по голове.
– Ух ты! – деланно восхитился Робинзон. – Да ты тут типа в курсе всего?! Ну что ж, ты первый в очереди на тот свет. Уж извини! – Он поиграл пистолетом и приказал: – Вышибай дверь!
Сытов понял, что глупо было раскрывать карты перед врагом. Сейчас он сделает своё дело, и его пристрелят в Катерининой спальне.
Он разбежался и вложил в удар всё отчаяние. Косяк затрещал, дверь распахнулась. Сытов влетел в спальню и, увидев, что снова летит в зеркало, упал на колени и поехал по скользкому полу, по пути схватившись за кресло-качалку. Он отметил, что это очень хорошее, дорогое кресло и что у Катьки отменный вкус.