Моя шоколадная беби

Музыка за дверью всё играла и играла, будоража никудышную память. Что это? Чайковский? Моцарт? Шопен? Дверь никто не открыл. От охватившей его досады Сытов пнул дверь ногой. Потом ещё раз, и снова. Но ничего не произошло. Никто не вылетел с воплями: «Что за козёл?»

Сытов готов был к чему угодно. Он не будет больше ловить ворон, не даст себя ударить, не позволит закрыть перед носом дверь. Он развернулся к двери спиной и начал равномерно и сильно долбить упругую обивку ногой.

Дверь лифта внезапно открылась, и на площадку вышел Март Маркович Карманов.

Сытов замер с занесённой для удара ногой.

– Ты?! – спросили хором они друг друга. – Ты?!

И помолчали, переваривая увиденное.

– А что, лифт работает? – отмер первым Сытов.

– А чего бы ему не работать? – удивился Март. – Дом вроде не старый…

– Вот и езжай на нём вниз, – посоветовал Сытов, продолжив своё важное дело – бить в дверь ногой.

– Не понял, – нахмурился Март. – Что здесь такое происходит?

– Пришёл к любимой женщине, а она не открывает. Слушает Верди, – пояснил Сытов.

– Вообще-то, это моя любимая женщина, – ещё больше нахмурил Март детское личико. – И моя подследственная!

– Забудь, что она подследственная. У меня есть доказательства, что она невиновна.

– У те-бя?! – по слогам спросил Март.

– Езжай в свою прокуратуру, – попросил его Сытов, продолжая бить дверь ногой. – У меня к ней очень личное дело. Мне с ней поговорить надо. А потом мы приедем к тебе на… допрос.

И тут Март сделал совершенно невероятную вещь.

Он высоко подпрыгнул и залепил Сытову звонкую пощёчину.

– Ты для этого тогда меня напоил?! – пискнул он. – Чтобы выпытать адрес Катерины Ивановны?!

Сытова били на этом месте уже второй раз. Сытов встал покрепче на обе ноги, приподнял Марта за обшлага джинсовой курточки и потряс. От души так потряс, словно попытался вытрясти из него все мысли о Катерине Ивановне.

Март молчал, и голова у него тряслась, как у тряпичной куклы. Это было жалкое зрелище, и Сытов сжалился, наконец: поставил его на ноги, одёрнул на нём джинсовочку.

– Катька – это моё, – сказал он тихо. – Я её знаю сто лет, и ты не представляешь, как много в жизни у меня связано с ней. Ты абсолютно здесь не при чём! И поил я тебя от души. Знаешь, что-то в этой квартире не так! Я стучу уже пять минут, музыка гремит, и никто не открывает. Что советует в таких случаях правосудие?..

«Правосудие» с вызовом посмотрело на Сытова, по своему одёрнуло воротничок на курточке, и со всего маха долбануло маленькой ножкой в дверь.

– Ясно, – пробормотал Сытов, – правосудие как все!

Он снова нажал на звонок.

– Слушай, я начинаю беспокоиться, – Сытов достал мобильный и набрал набивший оскомину Катькин номер. – Никто не подходит, – сообщил он Марту. – Никто не подходит уже почти сутки! И эта музыка… этот Верди…

– Гайдн, Никита. Это Гайдн! Тебе ли не знать! Всё это действительно странно. Дай сюда, – Март забрал у Сытова телефон и послушал длинные гудки. – Чёрт! Сутки, говоришь?

Март разбежался и ударил в дверь плечом. Сытов, одобрительно кивнув, отстранил его, рассудив, что с его цыплячьим весом заниматься этим делом бессмысленно. Разбежавшись, он сам вписался в дверь стокилограммовой тушей. Дверь и не думала поддаваться, но Сытов решил, что доведёт это дело до конца.

Музыка вдруг стихла, и через пару секунд голос диктора новостной радиопрограммы произнёс: «Московское время двадцать два часа».

Сытов опять разбежался. Второму его удару дверь поддалась на удивление легко. Кто-то открыл замок за секунду до того, как плечо коснулось обивки. Сытов влетел в коридор, ударился о зеркало, висевшее на противоположной стене, и оно пошло перед глазами паутиной знакомых трещин.

«Дурная примета», – подумал Сытов, и тут голова его взорвалась.

«Меня убили, – была последняя мысль. – Наконец-то меня убили!»

Звонок трещал и трещал, а струйка крови стекала на подбородок и капала на красный сарафан. Щека совсем не болела, Вивальди пьянил и не давал потерять сознание. Оставалась маленькая надежда спастись. Оставался маленький шанс, что ей всё это снится.

Сейчас она проснётся, пересчитает птичек на потолке, потом облака, потом попросит у Мат-Мата кофе, потом сигарету, а потом, хохоча, расскажет свой жуткий сон.

Звонок замолчал, послышались глухие удары в дверь.

Злодейчик стоял посреди гостиной, и в его глазах метнулось беспокойство. Метнулось и пропало – зря Катерина надеялась, что его здравый смысл победит, что он быстренько отстегнёт её от батареи, спрячет удавку в рюкзак, и, улыбнувшись, сообщит, что он всё-таки тот самый Лёша – лучший киллер из «Агентства развлечений».

– Кто это? – спросил он и снова сильно прищурился.

– Не знаю, – Катя вытерла кровь свободной рукой. – Может, соседка за солью, а может… моя домработница вернулась.

– Это тот переодетый урод, который гонялся за мной с пукалкой по проспекту? – засмеялся злодейчик. – Я сразу его раскусил! Он всё время бил себя по карманам в поисках сигарет! Ногти на ногах накрасил, а по карманам хлопает! Разве бабы так делают? – Он опять рассмеялся, показав гниловатые зубы.

Удары внизу усилились.