Моя собака любит джаз

— Но вообще-то ты рад, — говорит он, — что мы тебя родили?

— Конечно, — отвечаю, — я вам так за это благодарен.

— Не стоит благодарности, — великодушно говорит папа. И тут я не выдержал и заплакал.

— Ты что? — все меня стали спрашивать. — Чего ты???

А я плакал то, что кончилось лето.

Моя собака любит джаз

Для меня музыка — это все. Только не симфоническая, не «Петя и волк.» Я ее не очень. Я люблю такую, как тогда играл музыкант на золотом саксофоне.

Мы с моим дядей Женей ходили в Дом культуры. Он врач — ухо-горло-нос. Но для него музыка — это все. Когда в Москву приехал один «король джаза» — негр, все стали просить его расписаться на пластинках. А у дяди Жени пластинки не было. Тогда он поднял свитер, и на рубашке фломастером «король джаза» поставил ему автограф.

А что дядя Женя творил на концерте в Доме культуры? Свистел, кричал, аплодировал! А когда вышел музыкант в соломенном шлеме, зеленых носках и красной рубашке, дядя Женя сказал:

— Ну, Андрюха! Толстое время началось.

Я сначала не понял. А как тот отразился, красно-золотой, в черной крышке рояля! Как начал разгуливать по залу и дуть, дуть напропалую в свой саксофон!.. Сразу стало ясно, что это за «толстое» время.

Зрители вошли в такой раж, что позабыли все приличия. Вытащили дудки, давай дудеть, звенеть ключами, стучать ногами, у кого-то с собой был пузырь с горохом!

Музыкант играл как очумевший. А я все хотел и хотел на него смотреть. Там все про меня, в этой музыке. То есть про меня и про мою собаку. У меня такса, его зовут Кит. Я за такую собаку ничего бы не пожалел. Она раз пропала — я чуть с ума не сошел, искал.

— Представляешь? — говорит дядя Женя. — Он эту музыку прямо на ходу сочиняет. Все «от фонаря». Лепит что попало!

Вот это по мне. Веселиться на всю катушку. Самое интересное, когда играешь и не знаешь, что будет дальше. Мы с Китом тоже — я бренчу на гитаре и пою, а он лает и подвывает. Все без слов — зачем нам с Китом слова?

— И у меня были задатки, но их не развивали, — сказал дядя Женя.

Он стоял в очках, в галстуке, с портфелем-дипломатом.

— Я в школе, — говорит, — считался неплохим горнистом. Я мог бы войти в первую десятку страны по трубе.

— А может, и в первую пятерку, — сказал я.

— Ив первую тридцатку мира!

— А может, и в двадцатку, — сказал я.

— А стал простой, ухо-горло-нос.

— Не надо об этом, — сказал я.

— Андрюха! — вскричал дядя Женя. — Ты молодой! Учись джазу! Я все прошляпил. А тебя ждет необыкновенная судьба. Здесь, в Доме культуры, есть такая студия.

Дядино мнение совпадало с моим: джаз — подходящее дело. Но вот в чем загвоздка — я не могу петь один. Неважно кто, даже муха своим жужжанием может скрасить мое одиночество. А что говорить о Ките? Для Кита пение — все! Поэтому я взял его с собой на прослушивание.

Кит съел полностью колбасу из холодильника и шагал в чудесном настроении. Сколько песен в нас с ним бушевало, сколько надежд!..

В Доме культуры навстречу нам шел вчерашний музыкант без саксофона, с чашкой воды. Он наклонился и дружески похлопал Кита по спине. При этом у него из кармана выпал пакетик чая с ниткой*.

Кит дико не любил, когда его так похлопывают, но от музыканта стерпел. Правда, мигом уничтожил пакетик чая. Он вообще все всегда поедал на своем пути. Но делал это не злобно, а жизнерадостно. Я спросил:

— Где тут принимают в джаз?

— Прослушивание в третьей комнате, — ответил музыкант.

На двери висела табличка: «Зав. уч. частью Наина Петровна Шпорина». Я постучал. Я так волновался раз в жизни, когда Кит изжевал и проглотил галошу. Я чуть с ума не сошел, все думал: переварит он ее или нет?

Стройная красавица с длинным носом сидела у пианино и выжидательно глядела на нас с Китом.

— Я хочу в джаз!

Я выпалил это громко и ясно, чтобы не подумали, что я мямля. Но Наина Петровна указала мне на плакат. Там было написано: «Говори вполголоса».

А я не могу вполголоса. И я не люблю не звенеть ложкой в чае, когда размешиваю сахар. Приходится себя сдерживать, а я этого не могу.

— Собаку нельзя, — сказала Наина Петровна.

— Кит любит джаз, — говорю. — Мы поем с ним вдвоем.

— Собаку нельзя, — сказала Наина Петровна.

Вся радость улетучилась, когда я закрыл дверь перед носом у Кита. Но необыкновенная судьба, которую прошляпил дядя Женя, ждала меня. Я сел на стул и взял в руки гитару.

Мне нравится петь. И я хочу петь. Я буду, хочу, я хочу хотеть! Держитесь, Наина Петровна — «говори вполголоса, двигайся вполсилы»! Сейчас вы огромное испытаете потрясение!..

Наина стояла, как статуя командора, и я не мог начать, хоть ты тресни! Чтобы не молчать, я издал звук бьющейся тарелки, льющейся воды и комканья газеты…

— Стоп! — сказала Наина Петровна.

Руки у нее были холодные, как у мороженщицы.

— «Во по-ле бе-ре-зка сто-я-ла…» — спела она и сыграла одним пальцем. — Повтори.

— «Во по-ле бе-ре…»

— Стоп, — сказала Наина Петровна. — Утебя слуха нет. Ты не подходишь.

Кит чуть не умер от радости, когда меня увидел.

«Ну?!! Андрюха? Джаз? Да?!!» — всем своим видом говорил он и колотил хвостом.

Дома я позвонил дяде Жене.

— У меня нет слуха, — говорю. — Я не подхожу.