Моя столь длинная дорога

После путешествия в империю Рено мы совершили путешествие по Центральной и Южной Америке, о котором я рассказал в книге «Между пальмой и небоскребом». Поездка была богата впечатлениями, но очень утомительна. За короткое время мы побывали во многих странах: в Мексике, Гватемале, Гондурасе, Сан-Сальвадоре, Панаме, Боливии, Чили, Аргентине, Бразилии и, не помню, в каких еще. Сегодня мы вдыхали жаркий и влажный морской воздух, а завтра задыхались от разреженного воздуха высоко над уровнем моря. В неумеренных дозах экзотика своей чрезмерной, но однообразной живописностью вызывает, в конце концов, чувство пресыщения, даже отвращения. Красота ландшафтов Юкатана, Киото или Мачупикчу не может отвлечь от зрелища нищеты коренного населения, одурманенного кока-колой и алкоголем, питающегося горстью маиса и обреченного нищенствовать. Повсюду мы видели похожих на призраки стариков, рахитичных женщин, больных детей, спящих на груде очисток.

Гит без устали фотографировала людей и животных, памятники и пейзажи. Нередко, когда она наводила объектив, на нее обращались разъяренные взгляды, и я опасался, как бы какой-нибудь суровый туземец, сочтя себя оскорбленным, не расправился с ней. Но она умела улыбкой обезоружить самых недовольных. И вот щелчок за щелчком на фотопленке запечатлевались лама, позировавшая в профиль, с ее гордой головой, обвисшей губой и бархатными глазами, печальное лицо преждевременно постаревшего юного пастуха, дым курильниц перед полуязыческим, полухристианским храмом в Чичикастенаньо и круглые шляпы женщин на базаре в Отавало, холодное величие озера Титикака и убогие хижины гватемальского семейства.

Для поездки к руинам Юкатана мы наняли гида и переводчика – пожилого господина с юношеской походкой, худощавой фигурой и ясным взглядом, признавшегося, что ему восемьдесят лет, и бегло говорившего по-французски. Он долго жил в Париже, прежде чем обосновался в Мериде, и явно предпочитал делиться своими воспоминаниями, чем посвящать нас в нравы народа майя. Перед дворцом под открытым небом, перед руинами полуразрушенного храма или перед гримасничающими статуями, внезапно, точно из-под земли выраставшими на повороте тропинки, он рассказывал нам о Люксембургском саде, о площади Пигаль и о Фоли-Бержер, которое усердно посещал в 1927 году. «В Париже меня называли индейцем, – меланхолично произносил он, – а здесь называют французом». И засыпал нас вопросами о Франции. В результате мы больше рассказали ему о сегодняшнем Париже, чем он нам о прошлом Мексики.

Для ночлега мы выбрали бунгало возле гранд-отеля «Майаланд», недалеко от руин Чичен-Ица. Над кроватями была натянута противомоскитная сетка. Легионы насекомых вились и жужжали над этим тонким тюлевым занавесом. Нас окружали звуки тропического сада. Что-то со свистом бегало в траве. Поскрипывала ветка под тяжестью вцепившегося в нее какого-то животного. Одна птица оглашала сад своим хохотом. Другая пронзительным криком призывала подругу. Третья подражала прерывистому щелканью трещотки. Внезапно все смолкло, слышался лишь жалобный плач ребенка. Откуда он раздавался? Кто изливал свою жалобу, тревожа ночное безмолвие? После мгновения затишья гам возобновился с еще большей силой. Нам удалось заснуть только на рассвете. Утром мы увидели в окно огромную игуану: подняв голову, на нас неотрывно глядело существо доисторической эпохи.

Мы продолжали путь по дорогам, окаймленным агавами. То тут, то там попадались трупы телят и жеребят, растерзанных клювами хищных птиц. Эти черные стервятники, заменявшие в этой стране дорожные службы, пропустив машину, в развалку удалялись и облепляли скелеты у края дороги. Вообще мысль о смерти преследовала нас все время путешествия. В величественных церквях с пышно украшенными фасадами, построенных испанскими миссионерами и художниками-индейцами, мы видели изображения Христа, сделанные из настоящих окровавленных лохмотьев. Всклокоченные и липкие от пота волосы и борода были явно взяты с местного покойника. В пустом взгляде Спасителя не было ничего божественного. В лавчонках торговали маленькими скелетами из гипса, маленькими трупами из картона, маленькими гробами с крышкой на пружинке, пирожными, украшенными берцовыми костями, черепами из сахара. Подземелья были полны мумий со страшным оскалом зубов. В Тегусигальпе за несколько часов мы видели шесть детских похорон. Никто не обращал на них внимания. Жизнь и смерть пребывали здесь в добром согласии. Смеяться можно было и над одним, и над другим.