Моя страна и мой народ. Воспоминания Его Святейшества Далай-ламы XIV

Радиопередатчик Чамдо вместе с британским радистом тоже были захвачены. На протяжении долгого времени мы не имели никаких известий о том, что произошло. Затем в Лхасу прибыли два чиновника, посланные Нгабо с разрешения китайского командования, чтобы сообщить Кашагу, что он сам является пленником и просит позволения вести мирные переговоры, а также заверяет Кашаг от имени китайского командующего, что Китай не собирается захватывать остальную часть тибетской территории.

В то время как начались эти беды на дальних восточных рубежах Тибета, правительство в Лхасе проконсультировалось с оракулами и высшими ламами, и по их совету Кашаг обратился ко мне с просьбой, чтобы я взял в свои руки руководство страной.

Это преисполнило меня тревогой, мне было всего 16 лет, я еще далеко не закончил свое религиозное образование, я ничего не знал о мире и не имел политического опыта, но уже был достаточно взрослым, чтобы понимать, насколько я невежественен и как много мне необходимо изучить. Сначала я возражал, что я слишком юн, потому что признанный возраст, в котором Далай-ламы брали в свои руки активное управление от регента, составлял 18 лет. В то же время я очень хорошо понимал, почему оракулы и ламы обратились ко мне с этой просьбой.

Долгие годы регентского правления после смерти каждого из Далай-лам неизбежно ослабляли нашу систему управления. Уже во времена моего детства были трения между различными группами в нашем правительстве, и управление страной ухудшилось. Мы пришли к положению, когда большинство чиновников стремились избежать ответственности, а не принять ее. Однако теперь, при угрозе вторжения, нам более чем когда-либо было необходимо единство, и я как Далай-лама был единственной личностью, за кем вся страна, безусловно, последовала бы. Я колебался, однако после того, как и сессия Национальной ассамблеи присоединилась к просьбе правительства, я увидел, что в такой серьезный момент нашей истории не могу отказаться от своей ответственности. Я вынужден был принять ее, оставить детство за плечами и, не откладывая, подготовиться к тому, чтобы возглавить страну и противостоять, насколько я был способен, могучей силе коммунистического Китая.

Итак, хотя и с трепетом, я согласился. И в традиционной праздничной форме мне была передана вся полнота власти. От моего имени была объявлена всеобщая амнистия, и все заключенные единственной тибетской тюрьмы получили свободу.

Примерно в это же время с востока прибыл в Лхасу мой старший брат. Он был настоятелем монастыря Кумбум, около деревни, где мы родились. На этой территории, контролируемой Китаем, будучи настоятелем, он наблюдал падение губернатора при режиме Чан Кай-ши и продвижение армий нового коммунистического правительства. Он видел год замешательства, запугиваний и террора, который китайские коммунисты оправдывали тем, что они пришли защитить народ. Они обещали свободу религии, однако в то же время начали систематическое подкапывание под религиозную жизнь и разрушение ее.

Сам он находился под строгой охраной и был подвергнут почти непрерывному курсу коммунистической пропаганды, пока наконец китайцы не объяснили ему, что они намеревались захватить весь Тибет, который, по их мнению, являлся частью Китая, и установить там коммунистическую власть. Затем они попытались вынудить его отправиться в Лхасу в качестве своего эмиссара, с тем чтобы убедить меня и мое правительство согласиться на их руководство. Они пообещали сделать его губернатором Тибета, если ему это удастся. Конечно же, он отказался делать что-либо в этом роде. Но в конце концов он понял, что его жизни угрожала бы опасность, если бы он продолжал отказываться. Также он подумал, что обязан предупредить меня о китайских планах. Поэтому он сделал вид, что согласился, и это позволило ему ускользнуть от китайского наблюдения и достичь Лхасы, предупредив меня в деталях об опасностях, которые нас ожидали.

К этому времени Кашаг предпринял шаги для того, чтобы поставить наш вопрос перед Организацией Объединенных Наций. Пока мы ожидали, когда он будет рассмотрен, мне казалось, что первая из моих обязанностей состояла в том, чтобы следовать совету индийского правительства и попытаться достичь договоренности с китайцами до того, как они принесут еще больше вреда. Поэтому я написал китайскому правительству и передал это письмо через командующего армией, оккупировавшей Чамдо. Я писал, что во время моего детства отношения между нашими странами обострились. Но теперь, когда я принял в свои руки полную ответственность, я искренне хочу восстановить дружбу, существовавшую в прошлом. Я просил их вернуть тибетцев, которые были захвачены армией, и вывести войска из той части Тибета, которая была оккупирована.