Моя судьба

Днем позже я случайно столкнулся с Лемми Хофером.[14] Он задержал меня, сообщил про сюрприз, оставил сидеть в саду «Фризахер»[15] и снова появился уже с Марлен. Я был слишком робок, чтобы заговорить с ней, и вообще, это была затруднительная ситуация. Лемми и я болтали о какой-то чепухе, потом мне надо было идти, поскольку начинались мои авиационные занятия. Молодая женщина поняла из разговора, что я — гонщик. Предыдущим вечером она узнала только, что меня зовут Ники Лауда и я известный спортсмен, правда, предположила, что теннисист. Она спросила: «А что, собственно, делает гонщик в, так сказать, частном плане?»

Я дал очень толковый ответ вроде:

— «Ну… это зависит от… ничего такого особенного. А что?»

— «Да так, просто хотелось знать».

В тот день после обеда я почти не мог сконцентрироваться на полетных занятиях. Узнав телефонный номер, на следующий день я позвонил в дом Курда Юргенса. На мое счастье, он был в отъезде, а Марлен — дома. Хочет ли она со мной прогуляться? Да.

Я уже был к тому времени публичной личностью и должен был думать, где и с кем я показываюсь, поэтому мы поехали в другую сторону, во Фрайлассинг. Позже Марлен из-за воспаления надо было провести несколько дней в клинике Зальцбурга. Я посетил ее там, и она сказала, что ее отпускают. Это был обман, ей еще надо было смирно оставаться в постели, но она выбралась через окно и мы поехали на гору Гайсберг в старинную гостиницу, в которой пятеро крестьян играли в карты. Начиная с этого момента, все было ясно.

Марлен улетела назад к родственникам на Ибицу. Я вызвал своего пилота, Кеметингера, и сказал ему, что нам срочно надо на Ибицу. Это немного далековато, сказал он, поскольку у нас тогда был только Golden Eagle. Мне все равно, мы помчимся туда, в четыре часа. Мариэлле я что-то наплел про контракт на рекламу джинсов в Барселоне.

Итак, мы полетели, на Ибицу прибыли в полночь. Марлен уже была на аэродроме. Она повела нас через ночную жизнь Ибицы, потом я ощутил чудесный хаос ее семейства — мама, сестра Рената, брат Тилли. Мама — испанка, дети появились на свет в Венесуэле (Марлен), Чили и Испании. Все происходит на южный манер, невероятно свободно, легко, открыто и сердечно. Это было прямой противоположностью моей прежней жизни, противоположностью моей дисциплинированности, усердия и ожесточенности. Я был захвачен всем этим.

Пока еще я мог все держать в тайне и старался выиграть время, чтобы придти к согласию с самим собой и с Мариэллой. Сначала мне нужно было уехать на две недели в Америку, на тесты Ferarri перед гонкой в Уоткинс Глене. Непрерывно лил дождь, я только болтался туда-сюда и располагал достаточным временем для раздумий. После гонки я сразу улетел обратно и встретился с Марлен во «Фризахере». Правда, мне непременно надо домой, сказал я, нельзя после двух недель в Америке убегать в первый же вечер.

Она сказала, что тогда поедет в Вену, Курд все равно просил ее последить за порядком в его доме.

Я приехал домой, там все было благоустроенно и в лучшем виде. Я повесил пиджак на кресло, посмотрел на Мариэллу и понял — так дальше не пойдет. Боже мой, я совсем забыл, мне же надо в Вену, в банк (хотя был уже вечер). Схватив пиджак, я был таков. Примчавшись во «Фризахер» в паническом страхе, что Марлен уже уехала, я застал ее в момент, когда она уже садилась в машину. Все назад, я уже здесь и останусь здесь.

Тайна, таким образом, вскоре перестала быть таковой, газета «Kurier» все раскопала и запустила в печать историю о Ники Лауде и подруге Курда Юргенса.

Марлен и я поженились весной 1976 года в загсе венского района Нойштадт, где были столь любезны, что назначили нам время после окончания работы, тем самым мы избежали возможного «циркового представления». Работник загса был возмущен тем, что я без галстука. Свидетель, доктор Ертель, одолжил мне свой.

Гоночный сезон 1976 года начался фантастически, Ferrari громили всех. Я победил в первых двух гонках, Регаццони — в третьей. Оглядываясь назад, можно сказать, что все было чересчур гладко.

Первым признаком неприятностей был уход моего друга и опоры Луки Монтеземоло. Его карьера не могла надолго задерживаться на первой ступеньке — работе гоночного директора. Луку пригласили ближе к сердцевине власти империи FIAT. Его преемник Даниэле Аудетто был тщеславным парнем, втянутым в текущие интриги, невротиком и, в общем, таким же суетливым, как и все другие суетящиеся в Ferrari. Сразу стало не хватать спокойного, умного человека в тени Коммендаторе.

А потом случилась странная авария с трактором.

Я хотел снести пригорок на лужайке перед домом и во время этого процесса перевернулся на тракторе. Не хватило пары сантиметров, и меня бы убило или раздавило, во всяком случае, я был плотно утрамбован в землю. Отделался я только двумя сломанными ребрами, что, по правде, было хорошим результатом для такого рода аварии с трактором весом 1,8 тонны. Но боли были адские.