Моя судьба

Мы зафрахтовали два BAC 1 -11 у румынской авиакомпании «Tarom» и стали очень успешно летать в сезоне 1985 года. Itas (читай — Варварессос) вошел с долей 49 % в Lauda Air, таким образом я заполучил в фирму второго по величине туроператора в Австрии. Itas устраивает отдых ежегодно для 80000 человек, в основном в Греции и Испании. Благодаря такой базовой равномерной загрузке мы оптимально использовали возможности двух Boeing-737. 737–300 (самый современный среднемагистральный самолет этих дней, со 146 местами, и мы купили один из них за 25 миллионов долларов. Поставка — в июле 1986, но уже с начала года в нашем распоряжении находится 130-местный 737–200, который мы взяли в лизинг у голландской компании Transavia — а именно, на срок точно два года и три месяца. Если компания дальше будет развиваться так хорошо, как я предполагаю, то к моменту окончания договора лизинга мы начнем эксплуатировать второй собственный 737–300.

Во всех этих проектах AUA, как могла, вставляла палки в колеса. Каждый банк, который рассматривался как источник финансирования, получал от AUA калькуляцию, из которой было видно, что наши расчеты никогда не оправдаются — мы, якобы, будем иметь 30 миллионов шиллингов убытка в год. Естественно, что они исходили при этом не из наших цифр, а из каких-то данных, которые им подходили и не учитывали, например, большую загрузку от ITAS.

Моя предпринимательская политика теперь другая по сравнению с 1978 годом. Тогда я пытался изо всех сил достичь кооперации с AUA и выбрать тот тип самолета, который дополнял предложения Austrian в меньшую сторону. Поскольку они тогда боролись со мной, то нет разницы, если я повернусь к ним лицом и начну оперировать машинами, которые лучше и экономичнее, чем у них. Думаю, что рынок вынесет это.

Глава 16 Ибица

Моя жена живет своей жизнью, как ей нравится и предоставляет мне чрезвычайно необходимую меру свободы. Так как мы часто подолгу друг друга не видим, а она при этом остается мирной и терпимой, я думаю, что в нашей жизни все в порядке, мой эгоизм совершенно нормален, и важность моей персоны оправдана. Из-за моей вечной тяги к работе, я увяз в идеях и системах, как будто я — пуп земли. Марлен не из тех жен, которые обсуждали бы каждый день, правильно или неправильно мое представление о жизни. Она полгода предоставляет мне действовать самостоятельно, и за это время в ней накапливается заряд, которому достаточно маленькой искры. Тогда достаточно неудачной шутки поутру, а она абсолютно не «жаворонок» и не склонна поэтому ценить юмор, и горшок с мармеладом, который мне подарил Удо Прокш[41] из «Демеля»,[42] разбивается о стену в десяти сантиметрах от моей головы. На Ибице у нас типично испанские белые стены, мармелад по ним стекает особенно эффектно, я начинаю орать, а она после этого совершенно спокойно подходит к холодильнику и лупит дверцу, пока та не придет в полную негодность. «Чего тебе еще надо?», — спрашивает она и извлекает тарелку, присматриваясь к утюгу. Я прихожу в неописуемую ярость и первое, что мне приходит в голову — заявить, что на этот раз не собираюсь платить за ущерб, — «поняла? Его оплатим из домашней кассы»!

При этом мои деньги никогда не были для нее важными. Я мог бы давать ей на расходы десять тысяч или миллион шиллингов, в любом случае 25-го числа каждого месяца они бы исчезали, и я ни разу не узнал, что с ними случилось. Это до смешного противоречит моему собственному дисциплинированному и точному отношению к деньгам. При этом нельзя сказать, что она тратит их на какою-нибудь роскошь, ее не интересуют ни драгоценности, ни меха, просто может получиться так, что у детей внезапно появляются десять раций. В любом случае мне крайне неприятно, если уничтожаются холодильники, двери и утюги, я думаю о том, сколько они стоят, а вот Марлен это совершенно не волнует.

Как только соответствующий участок дома в общем и целом разрушен, снова возвращается спокойствие. Объяснения в устной форме следуют пару дней спустя, как правило, когда я пораньше иду спать, потому что на следующий день рано утром мне вылетать. В полусне, посреди ночи, я слышу заявление, что так дальше продолжаться не может. После этого она объясняет мне мой эгоизм, а я говорю себе: засыпай, тебе нужен сон, нужен покой, но ее аргументы настолько точны и убедительны, что приходится мгновенно мобилизовать весь свой разум, чтобы их парировать.

Этот переход от летающих горшков с мармеладом к спокойному анализу внешних обстоятельств и внутренних ощущений будит меня, я восхищенно слушаю и могу вступить в дискуссию максимум по поводу трети пунктов обвинения — с остальными двумя третями я вынужден согласиться: «ты права». Решающий пункт каждый раз — это моя зацикленность на себе, отсутствие понимания чувств другого, отсутствие тактичности. Я тут же выкидываю белый флаг капитуляции, обещаю исправиться и это совершенно серьезно. В следующие часы, дни, недели, месяцы я раздумываю над тем, что могу сделать лучше и делаю, как могу.