— Ну, ладно… сама потом увидишь… — твердила госпожа Кольер. Тем не менее, мы продолжали два раза в неделю разучивать в доме 88 на улице Тентюрье «Гимн любви». И я по-прежнему поднималась каждое утро чуть свет, чтобы поспеть на фабрику, где изготовляли конверты, с некоторых пор помещавшуюся в Монфаве. Нашему хозяину не удалось продлить контракт на старое помещение. Я толком не поняла, что именно ему помешало. Но факт оставался фактом: фабрике пришлось переехать в то место, которое мы именовали деревней. На самом деле Монфаве находился совсем рядом с Авиньоном. Это название попало даже на столбцы газет, — из-за тамошнего юродивого, который считал себя Христом. Мне это местечко совсем не нравилось, и при одной мысли, что я могу повстречать этого «Христа из Монфаве», я осеняла себя крестным знамением. Теперь, когда нам приходилось ежедневно проделывать несколько лишних километров, мы с Матитой обзавелись велосипедом фирмы «Солекс», стоимость которого у нас постепенно удерживали из жалованья. Мы пошли на это потому, что ходили упорные слухи, будто наш хозяин испытывает денежные затруднения. Особенно ясно это стало зимой. Нечем было платить за топливо, и, как некогда у нас дома, приходилось жечь спирт, когда от холода коченели пальцы. Разница была только в том, что у нас дома спирт наливали в миски, а на фабрике — в консервные банки.
Мастером в нашем цехе работал один эльзасец, временами он держал себя приветливо, а иногда — очень сурово. Ему не слишком нравилось, что в дни, когда
— Но, мсье, я ведь готовлюсь к конкурсу «Песенный турнир».
— Я хорошо знаю, хорошо это знаю, но кто путет телать конферты? Тоше опъявим конкурс?!
Позднее я встретилась с этим человеком. Однажды он пришел за кулисы повидать меня.
— Ну как, тевочка. Теперь у тепя все итет на лат? И в конферте у тепя кое-что сафелось?!
Теперь мои «болельщики» из «Дворца пива», где я начала выступать чаще, поддерживали мой дух. Особенно усердствовала Франсуаза Видаль (ее матери принадлежала парикмахерская в Монфаве). Франсуаза была моей верной поклонницей.
— Накануне конкурса я отведу тебя к маме, и она сделает тебе замечательную прическу Я в этом уверена.
Мать разрешала Франсуазе ходить на танцы. Меня это мало интересовало.
— Увидишь, там встречаются такие славные ребята.
Я отрицательно покачала головой. Свободного времени у меня хватало только на то, чтобы немного помогать дома, ходить на уроки и мечтать о будущем. Франсуаза настаивала.
— Сходим-ка в воскресенье после обеда немного повеселиться в «Кегельбан»!
Речь шла о находившейся поблизости дискотеке. Я уговорила пойти с собой и Матиту Но согласилась я только для того, чтобы послушать пластинки. Однако Эдит Пиаф тут особым успехом не пользовалась. Кумирами здесь были «Битлз» и Элвис. Я встретила там знакомого — Мишеля, он в свое время играл на том же школьном дворе, что и я. Повзрослев, он всякий раз, когда я попадалась ему с покупками в руках, брал у меня корзинку и помогал отнести ее домой; нередко он гонял мяч с нашими близнецами, которые были лет на шесть моложе него.
— Редко встретишь парня, который любит возиться с малышами! — замечала мама. — У этого малого, видать, доброе сердце!
Не думаю, что мама не понимала, почему Мишель так часто торчит возле нашего дома. Она уже давно догадалась, что он неравнодушен ко мне. Его велосипед как бы случайно то и дело попадался нам на пути. Возможно, все дело было в Матите, с которой мы были неразлучны; при виде Мишеля она прыскала со смеху. Он не пропускал ни одного праздника, где
— Ты уж до того опекаешь своих дочек, — шутила мама, — что распугаешь всех моих будущих зятьев!
Как-то Мишель пришел с билетами на футбольный матч, он был завзятый болельщик. И сам играл и ходил на состязания, в которых участвовали его приятели. Но я разучивала песню «Жизнь в розовом свете», Матита заявила, что ей футбол не нравится, и бедняге пришлось опять возиться с близнецами.
Большеглазая темноволосая девушка с челкой и короткой стрижкой скоро покорит весь мир
Мишель сказал мне, что непременно придет на конкурс, чтобы поднять мой дух; больше того, он заявил, что проникнет и за кулисы.
— Нет-нет, ни в коем случае.
Он с удивлением воззрился на меня:
— Но я хочу тебя подбодрить…
— Тебе не понять. В такие минуты я могу рассчитывать только на себя. Никто не может мне помочь, ни мама, ни даже папа!
Тогда он заявил, что будет сидеть в зале, в одном из левых рядов. Ну, как было ему объяснить, что, выходя на сцену, я не различаю ни одного лица в публике!