Я знаю, как важен этот концерт и для него. Я должна разрушить в умах некоторых людей искаженное представление обо мне как о «марионетке Джонни Старка». Довольно устойчивое представление!
— Вы видели газету «Монд»? — спрашивает Надин. — Какой крутой поворот!
И она читает вслух:
«На этот раз мы должны признать: певица наконец-то обрела свой образ, не слишком резкий, но и не расплывчатый; осанка хороша, жесты естественны. Новый облик, который Джонни Старку удалось придать своей подопечной, нуждается разве что в легкой ретуши, и тогда он станет совершенным».
— Они не пишут, какую ретушь имеют в виду?
— Нет.
— Жаль.
— А вот что пишет «Кура»! — продолжает Надин:
«Я сдаюсь. Признаю, что Мирей Матье, к которой я относился весьма сдержанно, сегодня меня покорила. Пиаф была забыта. На сцене, где Мирей Матье совсем недавно дебютировала, нам предстала — в платье цвета заходящего солнца — хрупкая певица с удивительно сильным голосом».
Я довольна. Впервые чувствую, что меня признали без всяких оговорок.
68-й год начинается для меня хорошо.
В технике грамзаписи произошел некий переворот, и Эдди Барклей оказался, как всегда, на высоте. «Последний вальс» — первая пластинка «на 45 оборотов, моно», которая появилась в продаже. Она имела бешеный успех. До сих пор пластинки «на 45 оборотов» выпускались с записью четырех произведений и стоили они десять франков. На пластинке нового образца записаны только два произведения, но стоит она шесть с половиной франков. Молодежь накинулась на нее.
Вместе с Эдди Барклеем мы отправляемся в Канн для участия в передаче «Говорит Юг». Сюда съехались певцы из 36 стран. Францию представляем Адамо и я. Каждый из нас получает приз. Эдди и Джонни втихомолку приготовили мне «классный» сюрприз. В ресторане «Мажестик» я нахожу в своей тарелке, покрытой салфеткой, листок со словами «Олимпийского гимна»; он прозвучит в фильме Лелуша и Рейшенбаха, который посвящен Олимпийским играм. Таким образом, едва закончив выступать в «Олимпии», я тут же начну гастроли по городам Франции; их самый важный этап — Гренобль!
— Вы довольны, Джонни?
— А ты, Мими?
— Еще бы…
— Катастрофа на рельсах.
— О, Джонни, вечно вы шутите!
— Ты ведь хорошо знаешь, тетя Ирен, что Джонни обожает игру слов!
— Это вовсе не игра слов. Катастрофа всегда возможна. Увы.
Остается только катить, как сказала я, и мы катим. Но едем мы не в поезде, а в машине — по дороге в Лион. За рулем, как всегда, Рене. Я люблю такие огромные залы, как в Зимнем театре Лиона. Шесть лет тому назад он сгорел, но через год его отстроили, и самые известные певцы выступают тут во многом потому, что их связывает дружба с его директором Роже Ламуром. Я должна петь в субботу и в воскресенье вечером. А в воскресенье днем мне предстоит участвовать в «Теле-Диманш» в Гренобле. Там я впервые буду петь «Олимпийский гимн». Ехать недалеко, всего сто километров.
Утром тетя Ирен говорит Надин:
— Если тебе это доставит удовольствие, поезжай в Гренобль вместо меня. Я побуду в гостинице и посмотрю по телевизору, как будет выступать Мими.
И вот мы катим по дороге. То и дело попадаем в заторы, так как в это воскресенье — 18 февраля — закрываются Олимпийские игры.
Тем не менее, мы приезжаем вовремя. Надин помогает мне одеться, и вот я, в парадном платье (положение обязывает!), пою «Олимпийский гимн» и еще одну новую песню, «У меня есть только ты». Телезрители звонят даже из Парижа и просят спеть ее «на бис». Олимпийские чемпионки — Анни Формоз, Мариелла Гойтшел, Изабелла Мир — восторженно приветствуют меня. На концерте царит удивительная атмосфера, положительно «Теле-Диманш», как я сказала Роже Ланзаку, приносит мне удачу. Я бы охотно задержалась в обществе милой Нану Таддей, Раймона Марсийака и всей нашей «команды», но Джонни призывает меня к порядку, напоминая, что вечером я пою в Лионе. Мы пускаемся в обратный путь в половине шестого.
— Не торопитесь, Рене. Мирей выступает только в десять вечера.
— Как обычно, господин Старк, я еду не быстрее восьмидесяти километров в час.