Моя судьба. История Любви

Думаю, я одной из первых узнала, что Ив влюбился. Увидев Веронику, я сразу поняла, что она воплощает его идеал женщины: она, как и он, занималась спортом — ездила верхом, на мотоцикле, водила машину; как и он, любила скорость (в отличие от меня!), внимательно следила за модой, интересовалась всем и не боялась ничего на свете. Полная мне противоположность. Вероятно, потому я ее так люблю. Я тут же заявила, что буду крестной матерью их первого ребенка. В положенный срок на свет появилась малышка Софи. Об их свадьбе писали в газетах, но обряд крещения проходил в узком кругу. Церковь святого Роха охраняли, не было сделано ни одной фотографии. Впервые Ив и я не фигурировали на одном снимке! Остановившись с восковой свечой в руках возле моей крестницы — эта на диво прелестная крошка таращила глазенки с таким видом, будто понимала смысл происходящей церемонии, — я спела для группы собравшихся близких друзей без музыкального сопровождения «Ave Maria». Думаю, я еще никогда не исполняла эту молитву с таким вдохновением.

После женитьбы Ива появилось еще несколько «претендентов». Полагаю, что единственным среди них, кто мог — и не без причины — устоять против чар, которые мне приписывают, был… аббат Галли, священник из Санари. Я познакомилась с ним давно, во время летних гастролей. Кто-то меня спросил тогда:

— Неужели вы не знаете аббата Галли? Он ведь снялся в фильме «Человек с „Испано“!»

В фильме участвовала Югетта Дюфло, чье имя мне тоже ничего не говорило; итак, Жоржа Галли я не знала, после нескольких весьма далеких от религии фильмов он неожиданно принял духовный сан. Поэтому у меня осталось лишь воспоминание об уже немолодом священнике с очень кротким, смиренным лицом. Я попросила у него благословения.

После смерти моей дорогой тетушки, которая постоянно воскресала в моем сознании, парижские вечера, проведенные в обществе Ива, не смогли полностью исцелить меня. Мне теперь хотелось петь, но не в передачах столичного телевидения, в которых мне то и дело предлагали принять участие, а где-нибудь далеко-далеко от Парижа. В апреле компания «Эр Франс» открывала новую авиалинию, Париж — Кайенна — Манаус — Лима. По этому случаю должен был состояться большой гала-концерт в знаменитом оперном театре города Манаус. Мы вылетели туда. Меня сопровождала Венсане.

Стоявшая в тех краях жара не слишком бодрила и не прибавляла сил; когда мы вышли из самолета в Кайенне, там было 35 градусов по Цельсию. В аэропорту было полно солдат Иностранного легиона, я раздала столько автографов, что трудно представить!

Манаус. Город-призрак. Город-мираж. И здесь, в самом сердце Амазонии, находится оперный театр — уменьшенная копия Парижской оперы. Там мне и предстояло петь в зале, где оживала в памяти роскошь былых времен: женщины были в вечерних туалетах, мужчины — в белых костюмах. Я вспомнила о тех временах, когда Сара Бернар выступала тут перед зрителями во фраках.

Я одеваюсь в ее бывшей артистической уборной. Изысканный стиль конца прошлого века, зеркало в резной раме. На сцене — красный занавес; когда он поднимается, взору предстают позолоченные кариатиды и кресла, обтянутые уже слегка потертым бархатом. И никаких кондиционеров. Здание старой постройки. Жарко, как в бане, температура — 45 градусов. Как говорят в наших краях, «по мне струится вода»! Мне легче, чем другим, я в открытом платье. Но бедные мои музыканты в полном изнеможении, и в антракте Джонни им говорит:

— Ладно! Хоть это и гала-концерт, сбросьте пиджаки!

Здание нашей гостиницы даже не наводит на мысль об архитектуре будущего века. И это мне по душе. Ему присуще невыразимое очарование «колониального» стиля начала нашего столетия: окаймленные витым узором балюстрады, веранды прихотливых очертаний… Мы живем в одной комнате с Венсане. Среди ночи я бужу ее, услышав странный шорох — похоже, будто по потолку бегают какие-то твари. В смежной комнате спит Джонни, Венсане бежит туда и торопливо будит отца; он входит в наш номер и зажигает свет: в самом деле, над нашими головами бегают саламандры, выходит, не зря я пряталась под простыней!

На следующий день представитель местных властей приглашает нас совершить прогулку на пароходе. Подобного колесного парохода я не видела ни разу в жизни — такие встречаются только в старых фильмах. Мы покидаем порт и плывем по течению реки, которая прячется среди джунглей; нас покоряет музыка леса: пение невиданных птиц и голоса неведомых зверей. Сочетание красоты и уродства. Блестящее, необычайное, великолепное оперение птиц и отталкивающий вид игуан, аллигаторов, броненосцев. От этого пестрого зрелища нас отрывает радушный хозяин, он приглашает позавтракать в роскошно отделанной в стиле прошлого века кают-компании. Оказывается, он взял с собой на судно уйму собственных поваров, чтобы достойно обслужить нас как важных персон.

— Хорошо бы, — шепчет мне Джонни, — если б можно было заодно съесть и рой этих назойливых москитов!