Читаем Моя судьба полностью

Большой Тао проводил меня до моего домика и, заглянув внутрь, отдал какие-то распоряжения Мее. Тут же он объяснил мне, что велел старой женщине оставаться при мне, так как через пару-тройку часов наши с ним дела продолжатся.

Нужно сказать, что после ужина я ощущала некоторую сонливость. Низ живота еще изрядно тянуло, только послезавтра мне предстояло заехать в клинику, чтобы снять швы. Исполнив материнский долг, я препоручила также одобрившую ужин с креманом Линю тайке и прилегла немного отдохнуть.

Вице-консул

и не только

Через два с половиной часа Большой Тао разбудил меня, и я подскочила, готовая снова ехать с ним куда-нибудь в глубь темного ночного острова. Но ехать никуда не пришлось. Вначале мы просто прошли на ту самую веранду, где в свое время нас принимали со всей компанией «поздравлятелей» во главе со сластолюбивым немцем. Сейчас там сидел Мики в наушниках. Он внимательно следил за происходящим на двадцатидюймовом экране старенького телевизора, стоящего перед ним на столе, и делал какие-то неспешные плавные движения джойстиком. Вначале я подумала, что юный секретарь Большого Тао просто решил поиграть немного в свободное от работы время с какой-нибудь новомодной приставкой, но оказалось, что это не так.

Мики сказал что-то своему хозяину, и Большой Тао пояснил, что минут через пятнадцать господин вице-консул наверняка будет готов с нами пообщаться.

— А это что? — спросила я, кивнув на телевизор.

— Это мерзость! — скривился старый таец. — Но очень поможет нам общаться с господином Назарченковым конструктивно.

Я встала за спиной Мики и всмотрелась в экран. Зрелище действительно было воистину рвотным. Четыре видеокамеры, которыми Мики управлял на расстоянии, были установлены в спальне, где «приятно» проводил время Александр Петрович Назарченков. Происходящее снималось этими четырьмя видеокамерами и отображалось на четырех сегментах разделенного экрана. Вице-консул был не только пьян, но и явно обкурен. Лицо его, занимающее крупным планом один из сегментов экрана, выражало тупую прострацию. Из угла рта текла слюна, а из левой ноздри постоянно выдувался сопливый пузырь. На остальных картинках господин Назарченков был представлен с других ракурсов. Из одежды на нем оставался только один носок на левой ноге, часы и золотой крестик на шее. Он стоял на карачках. Сзади к нему пристроилась прекрасная Дайана… Точнее, она была не совсем Дайана! То есть это, с позволения сказать, существо имело красивую женскую грудь и… все мужские причиндалы, которыми оно сейчас вовсю и пользовалось. Назарченков, похоже, даже не понимал, что с ним в настоящее время происходит. Раскачиваясь в такт движениям Дайаны, он только пучил глаза и открывал рот, словно выброшенная на берег рыба. Я поняла, что просто не слышу звуков, поступающих в наушники управляющего съемкой молодого человека. Тао сделал жест, и Мики протянул наушники мне. Как раз в эту минуту вице-консул заговорил.

— Take on your account, — промямлил он заплетающимся языком. — I am not only diplomat! Not at all![7] — Дальше российский дипломат крайне косноязычно попытался объяснить партнеру-извращенцу, что он не просто посольский работник, но некто несравнимо более важный. Александр Петрович оторвал правую руку от кровати, изогнулся и, почесав волосатый зад, торжественно заявил, что на самом деле он не кто иной, как работающий под дипломатической крышей разведчик.

Я еще раз просмотрела по очереди все сегменты экрана и сняла наушники. Омерзение от увиденного было столь сильным, что мне почти непреодолимо захотелось побежать к ближайшим кустам и выплеснуть на землю шедевры кулинарного искусства и добрые полбутылки столь любимого мной игристого вина. Большой Тао и Мики ухмыльнулись, заметив мою реакцию на гадкое порнодейство. Преодолевая отвращение, я ткнула пальцем в Дайану, дрыгающуюся на экране.

— Это что же — Дайана, ваша племянница — она…

Тао грустно вздохнул:

— Дэном его зовут! На самом деле был племянник, а теперь почти племянница. — В ответ на мой немой вопрос о том, как такое вообще могло случиться, он развел руками. — Да — пидор! Да — Ladyboy[8]! А что я могу сделать? — В его голосе не пойми откуда появился унылый местечковый акцент. — Весь мир обезумел! Жалко брата! Ну да ладно!.. От Дэна хоть иногда какая-то польза есть… Сейчас, например…

Тем временем неподалеку послышались звуки полицейской сирены. Сквозь неплотный строй стоящих по обочинам пальм засверкали проблесковые маячки патрульной машины. Старик этим нисколько не обеспокоился — наоборот, он отправил Мики встречать гостей.

Трое полицейских неспешно вылезли из автомобиля и, кивнув в сторону молодого человека, направились навстречу хозяину и по очереди поздоровались со стариком. Делалось это, судя по всему, по старшинству. Рукопожатия осуществлялись чрезвычайно почтительно и, как это здесь принято, только двумя руками и с поклоном. Большой Тао сказал что-то по поводу меня, после чего и я удостоилась сдержанных приветствий. Один из полицейских взглянул на экран и скорчил брезгливую физиономию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Романы о такой как ты

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза