Моя Святая Земля

— Жизнь становится забавной, — весело сказал демон. Он впрямь ожил, его глаза блестели, а на скулах появился румянец. — Ох, и развлечёмся же мы, когда будем выяснять, кто во всём этом виноват! Я даже не знаю пока, с кого начну. Может, с тебя, Дамьен?

А Марбелл вдруг заметил, что освещение в храме изменилось, будто солнце взошло в тумане, но окна были по-прежнему мутны. Марбелл покрутил головой — и с оторопью страха увидел, что нерукотворный образ, тот самый, о котором всегда ходило столько пустых слухов, налился сверхъестественным солнечным сиянием.

Королевское чудо, в полном душевном раздрае подумал Марбелл, слушая, как оправдываются приближённые демона, как кого-то пытаются выпинать за храмовый порог против воли, как что-то верещат монахи и как хохочет король. Вот, значит, как это бывает…

Знамение, значит. Но, если кто-то и заметил этот мистический свет — виду он не подал. Сияние тихо угасло через пару минут.

Даже раньше, чем демон со свитой тоже покинул храм. А на площади солдаты разгоняли потрясённую и разочарованную толпу.

Нищеброды Святой Земли не дождались ни дарового вина, ни жареной свинины…

IX

Принцесса оказалась не такая прекрасная, как эфирные феечки, нарисованные Диснеем — разве что платье выглядело похоже. Высокая и худенькая; из кружевной розочки-шляпки — или что это на ней было — выглядывало бледное, очень сосредоточенное личико. Глазищи громадные, светло-серые, в рыжих ресницах. Веснушки.

Зато она была настоящая Принцесса, а не манекенщица в кринолине. Гордая. Нисколько не напоминала гламурную диву, выходящую замуж за политического деятеля. Скорее — молоденькую разведчицу в тылу врага, переодетую комсомолку, которая вот сейчас изобразит тут невесту, потому что так надо общему делу, а ночью пойдёт расклеивать листовки или взрывать штаб.

И за неё Эральду стало очень страшно. По лицу принцессы он понял, что она не питает иллюзий: если разоблачат — выжгут звезду, вырвут ногти, как тому несчастному припадочному монаху, и, очень может быть, после долгих пыток повесят на рыночной площади с табличкой "Партизан" на шее. Надо было рисковать и ради принцессы тоже: её партизанская отвага вызывала уважение, переходящее в нежность.

На принцессу очень хотелось смотреть, хотя бы потому, что смотреть на остальных участников действа не хотелось совершенно. И совсем уж отчаянно не хотелось смотреть в лицо Алвину, просто всё внутри восставало, поэтому несколько минут с начала церемонии Эральд разглядывал его свиту.

Он узнал Марбелла, слащаво улыбающегося альбиноса с багровым пятном на лицемерной физиономии — радиация смерти, исходящая от него, казалась какой-то липкой, как пересушенный и неживой воздух в метро. Кажется, узнал и канцлера — этакий лощёный джентльмен с седой гривой в мелких блёстках, в чёрном с серебром костюме и белоснежных кружевах, перстни-гайки на холёных пальцах — как у нового русского в девяностые годы. Маршала было тяжело не узнать — одетый в форму королевских солдат, только с аксельбантом, золотым шитьём, мехами и звёздами, опереточный полковник Скалозуб, красная морда, не обезображенная интеллектом, с ухмылкой типа "гы". Кроме них — ещё много колоритного народу. Полненький вертлявый франтик, похожий на успешного телеведущего, в кудрях и бантах, разве что — на костюме не стразы, а бриллианты, наверное. Какая-то шершавая уголовная мордень, которой пошёл бы ватник, а не кружевное жабо. Девица проституточного вида, переодетая дамой. Бледная дамочка с поджатыми губами. Пожилое желтолицее брюзгливое нечто, увешанное ожерельями, с жемчужной серьгой, в целых ворохах кружев и рюшей, но, всё-таки, скорее, мужского пола. Серый суслик с мелко злобной рожицей…

Собственно обряд совершал тот самый, очевидно, Отец Дерек, очень толстый, в могучей бороде и кудрях, румяный и курносый, вызывающий отчаянные ассоциации с теми анекдотическими митрополитами, которые переквалифицировались из замполитов.

Банда, мелькнуло у Эральда в голове — и вдруг вспомнился виденный в детстве фильм "Свадьба в Малиновке". Ничего себе — королевский двор…

И удивление позволило взглянуть на Алвина — а Алвин тут же повернул голову, будто почувствовал на себе взгляд Эральда.

Вот Алвин вполне тянул на диснеевского принца. Гламурен он был безупречно. Красивый, как картинка — при взгляде казалось, что таких людей вообще не может быть: холёное лицо — атласное, без изъяна, ни прыщей, ни веснушек, фарфоровая гладкость; чёрные кудри — из рекламы шампуня, если мотнуть головой, разлетятся медленной волной; улыбка — из рекламы жвачки, не от радости, для демонстрации прекрасных зубов, белоснежных, идеально ровных. Тёмно-синие очи в длинных ресницах. Костюм, белый, в золоте, бриллиантах, вероятно, и жемчугах, на идеально грациозной фигуре — как влитой.