Моя тайная война. Воспоминания советского разведчика

Только в 1978 году книгу решили издать в Москве. Как обычно, началась спешка. Я редактировала русский перевод, и нам даже пришлось из-за этого отложить намеченную поездку. Неожиданно издательский процесс приостановился. Объяснялось это политической ситуацией, а именно, сложными отношениями между компартиями СССР и Великобритании. Такое объяснение звучало по меньшей мере странно, поскольку в самой Англии книга вышла в 1968 году и переиздавалась много раз. В то же время вызывало возражение и содержание книги. Автору ставилось в вину то, что в нормальных условиях считалось бы заслугой. «Объективизм!!!», «объективистское суждение!» — возмущался один из тех, кто принимал решение об издании книги. Такими заметками были испещрены поля рукописи.

В конце концов в начале 1980 года «Моя тайная война»[44] на русском языке увидела свет. Издательство «Воениздат» выпустило ее тиражом в 100 тысяч экземпляров. Книга была напечатана на газетной бумаге и выглядела невзрачно. Она разошлась в узком кругу, не дойдя до широкого читателя. Не появились на прилавках магазинов и последующие два издания.

Полулегальное положение Кима обязывало и меня «уйти в подполье». Прежде чем перебраться в новую квартиру, я устроила прощальную вечеринку для старых друзей, утаив от него это событие (с тех пор у меня больше не стало секретов от Кима). Собралось человек пятнадцать. Они пришли 1 сентября, чтобы по старой традиции отметить мой день рождения, и никто тогда не подозревал, что я прощаюсь с ними. Мою тайну я доверила только самым близким друзьям, которых впоследствии познакомила с Кимом, и они стали регулярно бывать в нашем доме. С остальными друзьями и знакомыми мне пришлось прекратить отношения, оставив их в недоумении. Я вынуждена была скрывать имя своего мужа и новый адрес. Одни пытались разыскивать меня, другие обиделись.

Здесь невольно напрашивается параллель с потерей друзей Кимом, о чем он пишет в своих биографических заметках. Когда в 30-е годы его завербовала советская разведка, ему пришлось играть определенную роль, демонстрируя крайне правые взгляды, и старые друзья от него отвернулись. Кое-кто на Западе считает, что Ким получал удовольствие от своей «игры» и, втайне посмеиваясь и злорадствуя, наслаждался этим обманом. Могу утверждать, что эти предположения совершенно беспочвенны. Ким часто говорил, что самое трудное в его профессии — необходимость идти на обман. И ему, человеку необычайно честному и правдивому, это было особенно тяжело. Он очень ценил дружбу и глубоко переживал свое вынужденное предательство.

Разумеется, мои неприятности не идут ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить Киму. Я была полностью поглощена им и уже этим счастлива, к тому же сохранила самых близких друзей. В отличие от Кима, мне не пришлось надевать маску, и от меня никто не отвернулся. И все-таки мне было досадно обижать тех, кому я уже не могла уделить внимание.

Начало семейной жизни

Наше формальное бракосочетание состоялось лишь в декабре 1970 года, так как Киму пришлось менять просроченный паспорт, а также дожидаться в соответствии с советским законодательством истечения трехмесячного «испытательного срока». Считалось, что за это время вы способны принять окончательное решение либо успеть отказаться от него. Нашими свидетелями в ЗАГСе были кураторы Кима — Святослав и Валентин. Это событие мы отметили дома в кругу моей семьи, пригласив Блейков и кураторов. Получили свадебный подарок от КГБ — английский сервиз фирмы «Минтон».

По утрам Ким провожал меня на работу до самых дверей и вечером встречал. Это, естественно, вызывало любопытство моих сослуживцев, и мне было неловко. В мое отсутствие Ким, страдая от одиночества, прикладывался к бутылке. Когда меня отправили в командировку в Ленинград, он с радостью поехал со мной. Ким очень любил этот город и даже не прочь был переселиться туда. Провожая меня к месту работы, он собирался показать мне дом, в котором ему хотелось бы поселиться. Мы приближались к «его» дому, и он показывал мне окна, обращенные в Летний сад… Каково же было наше удивление, когда мы обнаружили, что Ленинградский филиал ЦЭМИ расположен в этом самом доме, так полюбившемся Киму.

Работы у меня было немного, и мы вдоволь налюбовались Ленинградом за пять дней моей командировки.

Я понимала, как необходимо Киму мое постоянное присутствие, и всегда волновалась за него, уходя на службу. Работа не приносила мне творческого удовлетворения, да и зарплата в 140 рублей не имела большого значения на фоне 500, а затем и 800 рублей, которые получал Ким. Поразмыслив, я вскоре покинула ЦЭМИ, к великой радости Кима. К тому времени — февралю 1971 года — мой непрерывный трудовой стаж приближался к 23 годам, и я с чистой совестью могла дожидаться заслуженной пенсии до 1987 года.