Это случилось в конце апреля, но злость закипала во мне месяцами. Поэтому Дженни не была потрясена и отреагировала так, словно давно ждала, когда мою плотину прорвет. Как только мы вернулись в нашу комнату, она сказала: «Том считает, что ты слишком ко мне привязана». Когда я спросила, что конкретно значит «слишком привязана», она попыталась спустить все на тормозах: «Ну, просто так он сказал». Мне было плевать, что сказал обо мне Том; он был обыкновенный молчаливый мальчишка, и единственное, что могло в нем заинтересовать, – это футболки с рок-группами. Но меня убивало, что Дженни посчитала нужным это повторить: «слишком привязана». У меня волосы встали дыбом при мысли о том, что подразумевалось под привязанностью одной девочки к другой. Я ответила: «Это неправда», и Дженни посмотрела на меня с таким же сомнением, что и сейчас.
Она наклонилась над раковиной, смыла пену и, вытирая лицо, сказала:
– Можно задать тебе вопрос? Потому что я кое-что о тебе слышала.
Вырванная из воспоминаний, я моргнула.
– Что ты слышала?
– Не хочется говорить. Это настолько… Я знаю, что это не может быть правдой.
– Просто скажи.
Она сложила губы бантиком, подыскивая слова, затем тихо сказала:
– Говорят, у тебя роман с мистером Стрейном.
Она ждала моего ответа, ждала, что я буду все отрицать, но я находилась слишком далеко, чтобы заговорить. Я смотрела на Дженни через телескоп, направленный не тем концом: по-прежнему прижатое к щеке полотенце, покрасневшая шея. Наконец я сумела выговорить:
– Это неправда.
Дженни кивнула.
– Я так и думала. – Снова отвернувшись к раковине, она повесила полотенце на место, взяла зубную щетку и включила кран. У меня в ушах шум воды превратился в рев океана. Сама ванная словно стала водянистой, кафельные стены пошли волнами.
Дженни сплюнула в раковину, выключила воду, выжидательно посмотрела на меня.
– Так ведь? – спросила она.
Она что, что-то говорила? Одновременно чистя зубы? Я покачала головой; рот у меня приоткрылся. Дженни окинула меня пристальным взглядом; по глазам было видно, что в голове у нее что-то крутится.
– Просто как-то странно, – сказала она, – что ты вечно остаешься в его классе после урока.
Стрейн начал появляться всюду, словно пытался за мной приглядывать. Он приходил в столовую и наблюдал за мной из-за стола преподавателей. В час самостоятельных занятий в библиотеке он перебирал книги на полке прямо передо мной. Когда я сидела на французском, он ходил мимо открытой двери в аудиторию и всякий раз украдкой смотрел на меня. Я знала, что за мной следят, но в то же время чувствовала себя так, будто ко мне проявляют назойливый интерес, – мне было душно и вместе с тем я была польщена.
Как-то субботним вечером я лежала в кровати с влажными после душа волосами и делала уроки. В общежитии было тихо; одновременно проходили соревнование по легкой атлетике, баскетбольный матч на выезде и лыжное соревнование в Шугарлофе. Я задремала, и тут меня рывком поднял с постели какой-то стук. Учебники свалились на пол. Распахнув дверь, я почти ожидала, что увижу на пороге Стрейна, что он схватит меня за руку и отведет в свою машину, в свой дом, в свою кровать. Но передо мной был только пустой освещенный коридор закрытых дверей.
В другой раз он спросил меня, где я была во время обеда. Было пять часов вечера, и мы сидели в кабинете за его аудиторией. В гуманитарном корпусе было пусто и темно. Кабинет был ненамного просторнее кладовой, в нем едва помещались стол, стул и обитый рогожкой диван с протертыми подлокотниками. Комната была заставлена коробками со старыми учебниками и сочинениями давно отучившихся школьников, но Стрейн расчистил ее специально для нас. Это было идеальное убежище: от коридора нас отделяли две запертые двери.
Я забралась на диван с ногами.
– Ходила к себе в комнату, чтобы сделать задание по биологии.
– Мне показалось, я видел, как ты с кем-то улизнула, – сказал он.
– Совершенно точно нет.
Устроившись на другом конце дивана, Стрейн положил мои ноги себе на колени и достал из стопки на столе одну из еще не проверенных работ. Какое-то время мы сидели молча – он делал пометки, а я читала домашку по истории. Наконец он сказал:
– Я просто хочу убедиться, что соблюдаются установленные нами границы.
Не понимая, к чему он клонит, я посмотрела на него.
– Знаю, иногда очень хочется пооткровенничать с подругой.
– У меня нет подруг.
Стрейн положил ручку на стол и потер мои ноги ладонями, потом обхватил мои щиколотки.
– Я тебе доверяю. Правда доверяю. Но понимаешь ли ты, как важно сохранить нашу тайну?
– А то.
– Мне нужно, чтобы ты относилась к этому серьезно.
– Я отношусь к этому серьезно.