Моя тюрчанка

Так мы с Ширин и зажили – избегая разговоров о скором мрачном будущем. Как две катящиеся по небосклону звезды, которые знают: падения не предотвратить. Срок действия визы Ширин быстро истечет. И тогда мою милую отправят на родину в Западный Туркестан – к жадным родителям и сутулому старику-ишану. А я останусь в Расее в качестве сумасшедшего. И до гроба буду вспоминать золотые деньки своего короткого счастья с Ширин.

Я бросил свою курьерскую работу. А Ширин не предпринимала новых попыток трудоустройства. Зачем?.. Наша воля была сломлена. Мы были точь-в-точь арестанты, которых под надзором полиции выпустили погулять перед казнью. Не экономя, мы расходовали мою инвалидскую пенсию. Заказывали на дом пиццу и роллы, соленый и карамельный попкорн. Объедаясь всеми этими вкусностями – торчали перед ноутбуком, крутя сериал за сериалом.

Иногда выбирались погулять в наш любимый лесопарк. Деревья стояли, красиво обсыпанные первым снегом, как сахарной пудрой. Взявшись за руки, мы бродили по едва заметным тропинкам. Не обменивались почти ни словом. Потому что и без долгих речей было понятно: жизнь загнала нас в тупик. Тут хоть президенту письмо пиши, хоть деду Морозу.

Кому интересны страдания маленького человека?.. Пусть бы мы даже умерли – «широкая общественность» обратила бы на это меньше внимания, чем на то, как кто-нибудь прихлопнул шлепанцем таракана. Я мучился, думая: мы все-таки должны на что-то решиться. В самой дрянной ситуации возможно выработать достойную линию поведения.

Ответ нашла Ширин. На кухонном столе были свалены непочатые коробочки с моими лекарствами. (Я не принимал волшебные пилюльки уже не одну неделю). Однажды утром, когда мы пили кофе с лимонными вафлями, моя девочка взяла пачку снотворного и потрясла:

– Вот. Наше избавление.

– Избавление?.. – изумился я. Я не понял, куда клонит моя милая.

– В каждой коробочке снотворного по двадцать восемь таблеток, – быстро-быстро заговорила Ширин. Лицо ее горело, а руки дрожали. – От одной таблетки – сладко поспишь восемь часов. А если за раз каждый из нас проглотит двадцать восемь таблеток?.. Тогда?.. Ты понимаешь?..

– Тогда… мы имеем шанс не проснуться?.. – наконец догадался я.

– Именно, – сказала Ширин.

На миг меня охватила паника, как будто травиться мы собирались прямо сейчас. Загнанным зверем я бессмысленно глянул вокруг. Боже ты мой!.. Любимая предлагает совместное самоубийство!.. И что хуже всего: у меня нет плана лучше.

– Но ведь ты… я… мы такие молодые… – попытался я возразить.

– А что меняет возраст?.. – спросила моя милая. – Меня рано или поздно сцапает миграционная полиция. Ты состаришься без меня. Через сорок лет – будешь лысым, немощным и беззубым; а еще – до безумия одиноким. Льющим слезы при воспоминании о тех днях, которые провел со мной. А я задолго до того зачахну в гареме жирного ишана… Так не лучше ли обмануть судьбу – умереть молодыми. Раньше, чем люди обстоятельства нас разлучат?..

Потрясенный, я на целую минуту застыл соляным столбом. А что я мог сказать?.. Действительно: мы в незавидном положении. Будто птицы с перебитыми крыльями на дне ущелья. Мою любимую – депортируют. Либо – чтобы спастись от принудительной отправки на родину – моя отчаянная девочка себя убьет. В любом случае – я останусь один. А я не могу быть один: я отвык жить без Ширин. За два с хвостиком месяца она стала для меня луной и солнцем. Я не готов к тому, что луна и солнце закатятся.

Я, наконец, прохрипел:

– Ты во всем права, моя милая, ты во всем права… Но дай нам последний шанс!.. Твоя виза действует до середины февраля. А пока на дворе ноябрь. Попробуй – поищи работу с заключением трудового договора, через которую продлишь визу. Еще и деньги какие-никакие будешь получать. А там – сообразим что-нибудь с моей дееспособностью и твоим гражданством…

Моя девочка подумала немного. И кивнула:

– Хорошо. Я все сделаю для того, чтобы мы остались живы. Но если мы окажемся хроническими неудачниками, и дело дойдет-таки до самоубийства – тогда, смотри, не струсь.

– Обещаю, – сказал я.

Поразительным образом, разговор нас облегчил. Хотя говорили мы о нерадостных вещах – с плеч точно рухнула глыба. Мир вдруг стал простым, как чередование белого и черного. Как детсадовская игра: угадай, в каком кулачке зажата конфета. Не надо ни о чем думать: Ширин устраивается на работу и продлевает визу – либо мы оба умрем. Не самое выгодное пари с насмешливым роком – но я свято уверовал, что нам не выпадет «умри». Кулачок, на который мы укажем, разожмется – и мы получим вожделенную карамельку.

Но и мысль о смерти не казалось такой уж страшной. Что хуже: смерть или видеть запредельную тоску на лице любимой девушки?.. Смерть – или полные жгучей печали вздохи твоей милой по ночам?.. Я думал, я уверен был: мне хватит запала вместе с Ширин покончить с собой.