Мы обошли вокруг постройки, все еще на что-то надеясь. Офис, пожалуй, может располагаться и в слегка переоборудованном свинячьем хлеву. Но все окна были заколочены. А одно – зияло пустотой и скалилось торчащими из рамы острыми остатками разбитого стекла. Мы остановились перед единственной дверью. На двери висел тронутый ржавчиной огромный звонок. Ни домофона, ни просто кнопки звонка – ничего. Да и толку-то в звонке или домофоне – замок-то подвешивали, находясь не внутри здания, а снаружи на улице. Это значило: в бревенчатом кубе никого нет – разве что там заперли кого-то из садистских побуждений.
Но на жертв садизма сейчас больше всех подходили мы, а на роль маньяка годился Бахром. Прилизанный и бровастый господин Мансуров для чего-то дал нам, вместо адреса работодателя, координаты забытого богами барака. Возможно, при царе Горохе здесь держали туберкулезников или больных холерой. Существует ли вообще фирма, в которой якобы согласились рассмотреть Ширин на должность секретарши?.. А может быть Бахром испытывает телячий восторг и бурный оргазм –когда обманывает несчастных мигрантов, заплативших за помощь в трудоустройстве?..
Казалось: мозги потекут у меня из ушей. Сердце яростно долбило в грудую клетку. Мне хотелось кричать, как раненному зверю. Все мое существо восставало против того голого факта, что Бахром нас кинул, нагло кинул. Еще и поиздевался над нами – заставил приехать на ложный адрес. Это было так нелепо, так невероятно, так глупо!.. По всем признакам выходило: солидный дядя с сигарой в зубах, хозяин крокодила и черепахи – на деле жулик средней руки.
Раздираемый отчаянием и гневом, я на миг потерял свою девочку из поля зрения. А когда обернулся на нее – увидел: кулачками и головой моя милая бьется в запертую дверь. Душу мне обжог долгий стон любимой:
– Нет!.. Нет!.. Так не должно быть!.. Где моя работа?..
Плача, Ширин продолжала штурмовать дверь, за которой нас никто не ждал. На целую минуту я застыл истуканом – не зная, что делать. Впервые я видел мою звездочку такой обезумевшей.
О, какой я все-таки махровый эгоист!.. Всю дорогу до треклятого владения сорок девять, улица Лиственная, я был занят собственными страхами и переживашками. Точь-в-точь влюбленный в самого себя бесталанный поэт за бутылкой дрянного вина. Я совсем не думал о любимой.
А ведь она с самого утра готовилась не оплошать на собеседовании. Пыталась, наверное, угадать: что вопросы задаст менеджер отдела кадров?.. Прокручивала в голове возможные ответы. И конечно, не меньше моего боялась, что в последний момент позвонит Бахром и отменит интервью. Пока мы ехали на собеседование, нервы моей девочки должны были натянуться телеграфными проводами; как у боксера, выходящего на ринг драться за чемпионский титул.
Какой же вихрь должен был подняться в душе моей милой, когда стало ясно: интервью не будет?.. Мы можем только поцеловаться с холодным здоровенным замком, подвешенным на деревянную дверь, за которой, скорее всего, никогда и не было офиса. Подленький Бахром во второй раз нас надул. Разве это не равносильно для Ширин маленькому концу света?.. Даже удивительно, что она только стучится в запертую дверь и плачет. А не царапает себе ногтями лицо, не рассечет лоб об асфальт.
Опомнившись, я схватил мою девочку поперек туловища и оттащил от двери. Я боялся, как бы моя доведенная до отчаяния красавица и правда что-нибудь с собою не сделала.
– Оставь меня, оставь!.. – вырываясь, рыдала моя милая.
Она пыталась высвободиться из моих рук с силой, поразительной для такой хрупкой девушки. Мне пришлось запредельно напрячься – чтобы удержать мою девочку.
– Родная, постой!.. – прохрипел я. – Произошло недоразумение!.. Бахром мог просто по невнимательности дать нам неправильный адрес. Ты слышишь?.. Надо прямо сейчас позвонить Мансурову и разобраться. Тогда завтра мы действительно попадем на собеседование.
Допущение, что господин директор агентства не обманул нас, а просто ошибся, только-только пришло мне в голову. Но я поспешил поделиться этой догадкой с Ширин, потому что думал, что бросаю любимой спасательный круг, с которым моя девочка не захлебнется в море своей истерики.
Моя милая извернулась кошкой; я обнял пустоту. Моя девочка метнулась обратно к двери куба, но споткнулась. Упав на колени, обхватила голову руками и еще горячее заплакала. Надрывные стоны Ширин разносились по узкой улочке, под сыплющими белый снежный порошок черными небесами. Каждая слезинка любимой каплей едкой кислоты жгла мне сердце. Я стоял растерянный и взъерошенный. Пока не сообразил осторожно поднять Ширин и бережно прижать к себе.
– Не надо, не плачь… – неумело утешал я свою звездочку. Одной рукой обнимал милую, другой – поправлял моей девочке непослушный локон. – Я уверен: произошла ошибка. Нужно позвонить Бахрому. Не плач, не плач… Ну что, позвоним?..
Ширин, всхлипнув, согласилась:
– Давай.