Моя цель — звезды

— Старый собор Святого Патрика, Формайл. На пересечении Пятой авеню и бывшей 50-й улицы. Мы внутри.

— Спасибо.

Формайл закрыл крышку платинового «хантера».

— Мой новый адрес — старый собор Святого Патрика, Нью-Йорк. Должен заметить, у запрещенных ныне культов была одна полезная черта: церкви они сооружали такие просторные, что даже цирк поместится.

Оливия Престейн восседала на своем троне в окружении почитателей и подхалимов, составлявших свиту прекрасной альбиноски, дочери главы клана Престейнов. Она была слепа, но не как обычные слепцы, а поразительным образом: она видела в инфракрасном свете, от семи с половиной тысяч ангстрем до миллиметровых волн, то есть далеко за пределами обычного спектра. Ей были доступны тепловые колебания, магнитные поля, радиоволны. Свою свиту она воспринимала в странном свете органических эманаций на красном фоне.

Она была Снежной Девой, ледяной принцессой с коралловыми глазами и губами, величественной, высокомерной, таинственной, недоступной. Фойл один раз глянул на нее и в смущении опустил голову, прежде чем вспомнил, что слепые глаза ее способны видеть его только в электромагнитном спектре да инфракрасном свете.

Пульс его участился. Ум и сердце наполнила сотня мимолетных фантазий об Оливии.

Не тупи! — в отчаянии подумал он.

Контролируй себя. Брось мечтать. Это опасно.

Его представили девушке. Он услышал ее суховатый серебряный голос, ощутил ее тонкую холодную руку, и его будто электрошоком оглушило.

Это было что-то вроде мгновенного узнавания, почти эмоционального единства.

Безумие какое-то. Она же просто символ. Принцесса из грез… Недоступная… желанная… Контролируй себя!

Он так сражался с собой, что едва услышал, как его отпускают — вежливо и равнодушно. Он сперва не поверил. Он стоял и глазел на девушку, как идиот.

— Что там? Формайл, вы, что ли, еще здесь?

— Не могу поверить, что уже настало время прощаться с вами, леди Оливия.

— Едва ли. Боюсь, что друзьями нам стать не суждено.

— Не привык я, чтобы меня так резко отпускали. Да нет же, нет! Все не так! По крайней мере… те, кому я бы с удовольствием стал другом.

— Формайл, не надоедайте. Уходите себе.

— Чем я оскорбил вас?

— Оскорбили меня? А теперь вы становитесь назойливы.

— Леди Оливия… Ты хоть два слова связать в состоянии? Черт, где Робин? Можем ли мы еще поговорить?

— Формайл, если вы решили изобразить передо мной шута, то добились своей цели и даже превзошли ее.

— По крайней мере, позвольте мне снова коснуться вашей руки. О, благодарю вас. Я Формайл с Цереры.

— Да полноте, — рассмеялась девушка. — Я запомню, что вы шут. А теперь уходите. Уверена, вы здесь найдете кого повеселить.

— А теперь-то что не так?

— Сэр, вы на самом деле хотите меня разозлить?

— Нет. Да. Хочу. Я хочу хоть как-то до тебя достучаться… пробиться сквозь этот лед… Сперва, отсылая меня, вы хлопнули в ладоши… намеренно громко. Теперь же — совершенно равнодушно. Что произошло?

— Формайл, — устало сказала Оливия, — я запомню вас восхитительным, чарующим, оригинальным, остроумным. Каким хотите. Только покиньте меня. Сейчас же.

Он спустился по ступеням трона.

Сука. Сука. Сука. Нет. Она моя мечта. Я всегда грезил о такой. Ледяная горная вершина, которую нужно покорить и завоевать. Крепость, которую нужно осадить… вторгнуться… разграбить… принудить… пасть на колени перед…

Тут он столкнулся лицом к лицу с Солом Дагенхэмом.

Он застыл как вкопанный. Кровь заледенела в жилах. Внутренности свело судорогой.

— А, Формайл! — сказал Престейн. — Это Сол Дагенхэм. Он может уделить нам всего тридцать минут. И настаивает, чтобы ему дали провести одну из них с вами.

Знает ли он? Послал ли он Дагенхэма, чтоб увериться? Атакуй. Toujours de l’audace.

— Что случилось с вашим лицом, Дагенхэм? — спросил Формайл, изображая любопытство.

Мертвая голова усмехнулась.

— А я-то мнил себя известным человеком. Радиационное отравление. Я «горячий». Говорили раньше: «горячей пистолета». Теперь говорят: «горячей Дагенхэма».

Устрашающие глаза изучали Фойла.

— А что скрывается за вашим цирком?

— Стремление сделать себя известным человеком.

— Я стреляный камуфляжный воробей. Я чую неладное. Вы где-то лукавите.

— Разве Диллинджер честно отвечал на расспросы Капоне? — вернул усмешку Фойл, начиная расслабляться. Он как мог сдерживал торжество. Я перехитрил их обоих. — А вы кажетесь счастливей, Дагенхэм. — Не успели эти слова сорваться с его губ, как он понял, что допустил ошибку. Дагенхэм коршуном нырнул на добычу.