Моя ужасная няня

А им самим предстояло страдать в постелях. Теперь, когда перестала болеть голова, им бы хотелось поразглядывать картинки в книжках, но шторы оставались задёрнуты, и даже если бы они хоть что-то смогли рассмотреть, это всё равно было запрещено. А что до разговоров, то всякий раз, как кто-нибудь из детей открывал рот, рядом возникала няня Матильда с большой ложкой лекарства. Когда стемнело и она пришла подоткнуть им одеяла – ей приходилось начинать это довольно рано: ведь детей было очень много – и напоила их последней дозой лекарств (на этот раз двойной, «чтобы хватило на ночь»), дети уже были готовы слёзно умолять:

– А можно мы встанем завтра утром?

– Что можно? – переспросила няня Матильда.

– Можно нам вставать?

– Что-что можно? – снова не поняла няня Матильда.

– Казитя, позяста, – подсказало Дитя.

– Ой, да! Пожалуйста, разрешите нам завтра встать! – попросили дети.

И няня Матильда улыбнулась, легонько ударила об пол своей палкой и ушла. А когда она ушла, дети даже про Зуб не вспомнили – просто сказали друг другу:

– Правда же она стала такая милая – всего на минуту?

На следующее утро, когда няня Матильда подошла к двери, дети уже встали, умылись, оделись, и почистили зубы, и сложили свои пижамы, и открыли окна, и заправили постели, и уже были готовы отправиться в сад подышать Целебным Свежим Воздухом перед завтраком. Старшие держали Младших за руки. Няня Матильда ничего не сказала, но попросила Хоппитта кое-что передать за завтраком мистеру и миссис Браун.

– Поклон от няни, мадам, – сказал Хоппитт, – а ещё она велела передать, что «урок четвёртый усвоен».

– О, благодарю вас, Хоппитт, – ответила миссис Браун. – А вы не знаете, детям лучше?

– Этого я не знаю, мадам, – отозвался Хоппитт. – Но я, простите за выражение, сэр и мадам, прямо-таки костьми чую, что они пошли на поправку. – И добавил в очень редком порыве откровенности: – Няня Матильда и сама сегодня утром выглядит… ну… лучше.

Глава 6

Е СТОИТ полагать, будто с тех пор дети семейства Браун всегда вели себя хорошо – на самом деле нет! Они принялись шалить на следующий же день. Подозреваю, они так привыкли к этому, что просто не могли сразу стать паиньками, – и к тому же они дошли только до четвёртого урока.

Но именно в этот день они и вправду вели себя очень и очень хорошо – и не могли не признать, даже когда снова принялись за шалости: день вышел просто замечательный.

Погода стояла чудесная, и няня Матильда решила провести занятия в саду. И какие это были занятия! Первой шла история, и газон превратился в Атлантический океан, а живая изгородь по другую его сторону – в Америку. Из каретного сарая вывезли старую двуколку, которая стала кораблём «Мэйфлауэр», и все забрались в неё и поплыли через Атлантику, перегибаясь через борта повозки из-за страшных приступов морской болезни, то и дело вопя: «Земля!» – и ужасно досадуя, когда оказывалось, что нет. К утренней перемене с молоком и галетами даже Дитя могло сказать «кавовяка вевы», «тыси фефоть дасяты готь» и «Бейваве», и няня Матильда как-то понимала, даже без помощи остальных детей, что это означает «король Яков Первый», «тысяча шестьсот двадцатый год» и «Мэйфлауэр». Вы-то, уж конечно, знаете, что именно в этом году корабль «Мэйфлауэр» отправился в своё знаменитое путешествие[1].

А после перемены у них был урок французского, и половина детей стали глаголами, а другая половина – глагольными окончаниями, и все играли в новую разновидность пряток: искали собственные окончания. А потом пришло время ланча.

– Теперь, – сказала няня Матильда после ланча, – мы пойдём гулять и позанимаемся арифметикой.

– Ой, го-о-осспди! – приуныли дети. (Только представьте: гулять и заниматься арифметикой!)

Но у няни Матильды арифметика получалась совсем не такой, как у других гувернанток. Она велела детям притвориться, что у них на всех очень мало рук и ног – недостаточно, чтобы нормально гулять. Кому-то приходилось прыгать на одной ножке, а того, у кого совсем не было ног, требовалось нести (по счастью, в основном это оказались самые маленькие), а безрукие выглядели очень прямыми и толстыми, потому что их пальто застегнули поверх настоящих рук, прижатых к телу, а рукава болтались пустыми. А потом начался передел ног и рук, чтобы всем всего хватало, – вот так Младшие научились сложению и вычитанию: «Отнимем одну ногу у Джастина, у которого их две, и отдадим бедняжке Доминику, у которого нет ни одной. У Арабеллы, Джоанны и Сюзанны на всех четыре руки – раздадим каждой по одной, и ещё одна останется в запасе…» А Старшие научились считать деньги, назначая цены за руки и ноги, – и те, у кого конечностей недоставало, торговались с теми, у кого их было сколько нужно – или, как скоро получилось у тех, кто понимал толк в торговле, слишком много.