Моя вера

Гражданское неповиновение — неотъемлемое право человека. Достаточно его лишиться, чтобы перестать быть человеком. Гражданское неповиновение, в отличие от преступного, никогда не перерастает в анархию. Любое государство силой подавляет преступное неповиновение и обречено погибнуть, если не решается на это. Но подавлять гражданское неповиновение — значит бросить в застенки совесть.

Убеждённый сторонник гражданского сопротивления просто игнорирует власть государства. Он объявляет себя вне закона, отказываясь исполнять безнравственные законы государства. Например, он может перестать платить налоги, но признавать власть государства в повседневной жизни. Он может намеренно не замечать таблички «Посторонним вход воспрещён» и входить в воинские казармы, чтобы вести агитацию среди солдат, он может устроить пикет в разрешённом месте или вне его. Поступая таким образом, он никогда не прибегает к насилию и не противится, если силу применяют к нему.

Я твёрдо убеждён, что гражданское неповиновение — идеальная форма конституционной агитации. Разумеется, она достойна презрения и заслуживает позора, если её гражданский, то есть ненасильственный, характер — всего лишь ширма.

Чтобы оставаться в рамках гражданских акций, неповиновение должно быть искренним, следует уважать оппонентов, никому не бросать вызов, твёрдо основываться на каком-либо принципе, воздерживаться от всяческого своеволия и прежде всего избегать любой ненависти и недоброжелательства.

Гражданское неповиновение требует минимального числа солдат. На самом деле, чтобы Добро одержало победу над Злом, достаточно одного сторонника гражданского сопротивления, совершенного в своих помыслах и поступках.

С. Вместо войны

Не защищайтесь мечом

Я не визионер. Я лишь притязаю именоваться практическим идеалистом. Религия ненасилия не предназначена одним лишь риши и святым. Её могут разделять и простые люди. Ненасилие — закон нашего биологического вида, подобно тому как насилие — закон, царящий среди животных. Дух животных спит, они не знают других законов, кроме закона сильного. Человеческое достоинство требует повиновения высшему закону — силе духа.

Поэтому я решился напомнить Индии о древнем законе самопожертвования, ибо сатьяграха и её производные, несотрудничество и гражданское неповиновение, — всего лишь новые имена издавна известного закона страдания. Риши, открывшие закон ненасилия в царстве жесточайшего насилия, были учёными более гениальными, чем Ньютон, и воинами более храбрыми, чем Веллингтон. Великолепно владея оружием, они осознали всю его бесполезность и стали проповедовать уставшему от жестокости миру, что спасение придёт через ненасилие.

Вот так и я предлагаю Индии практиковать ненасилие отнюдь не потому, что считаю её слабой. Я хочу, чтобы она ступила на путь ненасилия, осознавая своё могущество и власть. Не нужно упражняться с оружием, чтобы применить эту силу на практике. Нам кажется, будто мы нуждаемся в оружии, ибо мы склонны видеть себя бездушной плотью. Я же хочу, чтобы

Индия увидела в себе бессмертную душу, способную восторжествовать и воспарить над любой физической слабостью и бросить вызов могуществу всего мира. Разве Рама, всего-навсего смертный, с войском обезьян, не выступил против преисполнившегося гордыни, могущественнейшего десятиголового Раваны, когда тот мнил себя в безопасности на острове Ланка, со всех сторон окружённом бушующими водами океана? Неужели это не символ величия духа, перед которым склоняется грубая сила? Если Индия выберет путь меча, она, возможно, какое-то время будет пожинать плоды побед. Но я не смогу гордиться такой Индией. Я ощущаю себя частью Индии, ибо обязан ей всем. Я совершенно уверен, что в мире ей назначена особая миссия. Она не должна слепо подражать Европе. Если Индия выберет меч, для меня пробьёт час суровых испытаний. Надеюсь, что не изменю себе. Моя вера не имеет географических границ. Если я обладаю живой верой, она окажется даже превыше моей любви к Индии. Моя жизнь отдана служению Индии через религию ненасилия, которая, по моему убеждению, лежит в основе индуизма.

Участие в военных действиях

Будучи убеждённым пацифистом, я никогда не учился обращаться с оружием уничтожения, хотя у меня были такие возможности. Вероятно, именно поэтому мне удалось избежать непосредственного участия в убийстве. Однако пока я жил по законам, установленным государством, основанным на насилии, и добровольно пользовался льготами и привилегиями, которые это государство мне предоставляло, я был обязан оказывать ему помощь в полную меру своих сил и способностей, когда оно вело войну. Впоследствии, объявив, что более не сотрудничаю с этим государством и полностью отказываюсь от всех льгот и привилегий, я разомкнул этот порочный круг.