Моя война

Премьера новой картины была назначена в старом Доме кино в гостинице "Советская". Когда я пришел туда и поднялся по лестнице в несколько ступенек ко входу, меня остановили билетерши и потребовали билет. Я сказал, что я режиссер этого фильма. Билетерши осмотрели мой старенький костюм и так оттолкнули меня от двери, что я пересчитал все ступеньки. Но Урусевский и Белла уже увидели меня и распорядились, чтобы меня пропустили. Урусевский был в черном вечернем костюме и с бабочкой, Белла в вечернем платье. Рядом с ними я выглядел беспризорником, и поздравления с премьерой принимали они.

Режиссер Столпер, возвратившись из экспедиции (он снимал фильм "Далеко от Москвы"), попросил показать ему "Сорок первого". Мы с Валентином Ежовым тоже пришли на просмотр: хотели увидеть, как отнесется к картине пожилой маститый режиссер. Пришел на просмотр и Григорий Васильевич Александров, возвратившийся из командировки. Когда окончился фильм, Столпер долго сидел молча. Потом повернулся к нам и спросил у Ежова.

- Валя, сколько лет режиссеру этого фильма?

- Он мой ровесник,- ответил Ежов.

- Этому парню хорошо бы сейчас умереть,- сказал Столпер.

- Он сидит рядом со мной.

Столпер внимательно посмотрел на меня и густо покраснел.

- Не подумайте, что я желаю вам смерти. Просто вы уже не снимите ничего подобного.

- А я не буду стараться!

- Ну-ну! - сказал Столпер тоном опытного человека.

- Если этот фильм для меня случайность, то, как не старайся, ничего не получится. А если не случайность, глядишь, сниму еще что-то хорошее.

Я говорил это совершенно искренно, но видел, что Александр Борисович не верит мне.

К нам подсел Александров и сообщил, что встречался с Чаплином, что Чаплин смотрел "Сорок первого", фильм ему очень понравился, и он просил передать мне привет.

На "Мосфильме" в Первом директорском зале показывали какой-то иностранный фильм. Присутствующие вышли, разгоряченные, из зала, но не расходились, делились впечатлением.

- Григорий Наумович,- услышал я голос Беллы Мироновны из другого конца толпы.- Говорят, вы приступаете к съемкам нового фильма?

- Да.

- Желаем вам, чтобы и этот фильм был бы такой удачный, как первый...

Я понял намек, поняли его и другие. Кое-кто засмеялся:

- Спасибо,- ответил я.

Начальство подозрительно относилось к моей картине. Но случайно ее посмотрел Никита Хрущев и сказал: посылайте в Канны.

Это было время, когда мир находился под большим впечатлением от нашей героической борьбы против фашизма. Во всем мире был бум на изучение русского языка. Меня удивило, что многие иностранные актеры в Каннах были одеты в косоворотки и веревочные пояса "a la rus". Наша делегация была окружена всеобщим вниманием: одни смотрели на нас с восторгом, другие со страхом, но равнодушных не было. Правда, уже шла вовсю холодная война. Появлялись не очень лестные отзывы о нашей делегации и обо мне лично в печати, но это мало тогда задевало нас.

Например: "Вчера в Канны прибыла русская делегация. Среди них звезда с ногами степного кавалериста". Это была клевета на Изольду - ноги у нее были нормальные. Мы не показали эту заметку нашей героине, чтобы ее не огорчать.

Через несколько дней появился целый разворот в газете с фотографиями приезжих актрис. Под фотографиями - надписи, повествующие о том, сколько стоило роскошное платье каждой. А в центре разворота, более крупно, чем все другие - фотография Изольды в дешевеньком ситцевом платьице и надпись: "Она тоже надела свое лучшее платье". "Хамство!" - сказали мы. "Хамство!" сказала Надежда Петровна Леже, вдова знаменитого французского художника. И купила Изольде красивое платье. (Она гордилась своим русским происхождением, хотя уехала из России еще до революции.)

Относительно меня модная журналистка писала:

"Это молодой человек с усами. Кажется, он только что вышел из проходной завода Рено, в своих бежевых сандалиях и клетчатых носках..."

Меня это не задевало. Наш фильм понравился публике, несмотря на сандалии и носки. "Пишите обо мне, что хотите, а мой фильм оказался лучше других",- думал я, получив приз фестиваля "За оригинальный сценарий и исключительные художественные достоинства". И это несмотря на шипение прессы. Впрочем, и она должна была признать достоинства наших фильмов.

"Сорок первый" конкурировал на фестивале с фильмом Майкла Тода "Восемь тысяч миль под водой" - грандиозным постановочным фильмом, на рекламу которого денег не жалели. Небольшой курортный город Канны был сплошь увешан рекламами этой картины. Один жалкий плакатик нашего фильма мы нашли где-то на окраине Канн. Утром в день демонстрации фильма Тода нас разбудили звуки оркестра. По улицам мимо гостиниц маршировали, как на праздниках в США, девочки в коротеньких юбочках со стеками в руках. Девочки несли рекламу фильма.