Моя война

Меня огорчало, что даже в хороших фильмах были кадры с солдатами, которые шли в атаку, "красиво" умирая на глазах у зрителей. Я думал: "В этой цепи, среди атакующих, мог быть и я, а зритель, развалившись в кресле, любовался бы, как я красиво умираю". За войну я видел очень много смертей и знаю: смерть никогда не бывает красивой. Любоваться ею безнравственно. И тогда я решил, что обязательно сниму фильм о своем сверстнике - русском солдате. (В те далекие времена все советские именовались русскими.) Я еще не знал, каким будет мой фильм. Но я уже твердо решил, что в этом фильме не будет показана смерть героя - это, казалось мне, зрелище не эстетическое. У меня были придуманы некоторые сцены, но сюжет фильма складывался мучительно. Сцены рождались в моей фантазии и тотчас же исчезали: они не соответствовали тональности фильма, звучавшей в моей душе. Я придумывал новые, а от старых отказывался.

Однажды ко мне пришли друзья - Валя Ежов и Будимир Метальников.

- Хочешь, мы напишем для тебя хороший сценарий?

И они рассказали мне свой сюжет. Два председателя колхоза соревнуются между собой, к тому же они соперники: любят одну и ту же девушку-доярку. Один оказывается удачливее другого, он выигрывает соревнование. Гордая дивчина присмотрелась к обоим и выбрала того, кто получше. Удачливый председатель получает красавицу-доярку в придачу к переходящему Красному знамени. Свадьба и всеобщее ликование.

- Что, не нравится?

- Не нравится.

Ребята рассмеялись. Я рассказал им свой сюжет. Они загорелись и предложили работать вместе. Мы разошлись, условившись, что каждый из нас напишет сцену, которая ему больше других понравилась. В назначений день мы собрались и прочитали каждый свою сцену. Я - финальную сцену прощания с матерью, Валентин Ежов - сцену встречи с толстым солдатом Гаврилкиным, Метальников - встречу Алеши с Шуркой. Последнюю мы с Ежовым не приняли. Это была хорошо написанная сцена, но она была совсем из другого фильма. Мы немного поспорили, но никто никого не убедил. Дело касалось вкусов, а о вкусах не спорят.

- Знаете что,- сказал весело Будимир Метальников.- Вы давайте пишите этот сценарий, а я займусь своим. Так будет вернее.

Аргументы Метальникова были убедительны. Фантазия человека - не музыкальный инструмент, который можно настраивать на любую тональность. Мы снова пошли на "Мосфильм", и Будимир попросил исключить его из числа авторов нашего сценария. Там не поверили и, внимательно приглядываясь к нам, пытались обнаружить следы скрываемой ссоры. Мы видели это и только ухмылялись. Мы оставались, как и были, друзьями.

Мы разошлись без обид, как и должны разойтись друзья, когда видят, что работают не на одной волне. Метальников написал очень хороший сценарий "Отчий дом", а мы с Валентином Ежовым - "Балладу о солдате".

Работали мы с Ежовым дружно и весело, увлекались придуманными эпизодами и разочаровывались в них. Валентин Ежов человек веселый и легкий. Он только удивлялся:

- Вот здорово! Отбросили одиннадцатый хороший эпизод. Такого со мной еще не бывало.

- Речь идет о нашем с тобой товарище, погибшем на фронте.

Ежов это прекрасно понимал.

Хочу сказать и еще: Валентин Иванович Ежов - единственный известный мне советский сценарист, у которого хватило мудрости в то время, как другие сценаристы отстаивали свой приоритет над режиссером, публично заявить, что он пишет свои сценарии для режиссера и на режиссера, максимально учитывая его творческие особенности. И это несмотря на то, что способность увлекаться свойственна Ежову в высшей степени.

Такое заявление не только не умаляет значение сценариста, но вызывает к нему уважение, ибо свидетельствует о его глубоком понимании самой природы кинематографического процесса.

В то время, когда в кулуарах Мосфильма еще живо обсуждали, кто снял "Сорок первого", и большинство соглашалось, что первый в жизни фильм не может быть столь совершенным, мы с Валентином Ежовым работали над сценарием о солдате. Работали увлеченно. Мы оба были молодые, оба участвовали в войне, оба знали, что значит хоронить своих товарищей. Работали мы на даче у Ежова. Рядом с нами, на даче Ежова, писал свой сценарий "Жажда" поэт Григорий Поженян.

Между тем в стране происходили новые события. Никита Сергеевич Хрущев встретился с творческой интеллигенцией, и были опубликованы его руководящие высказывания. Он призвал художников создавать современные произведения и любовался елочками, обсыпанными инеем: "Вот, мол, какая у нас природа, а вы проходите мимо!" По этому поводу на "Мосфильме" состоялось открытое партийное собрание. На этом собрании наш сценарий был подвергнут серьезной критике. "Партия призывает нас снимать современные фильмы, а некоторые режиссеры работают над историческими сюжетами. Например, Чухрай. Он снимает фильм опять о войне". Я защищался.

- Еще не высохли слезы вдов, еще у меня открываются раны. А для вас Великая Отечественная война - далекая история. Стыдитесь! - говорил я.

Но зал был настроен ко мне враждебно. Мне не могли простить быстрого успеха.