Моя вторая мама. Том 1

Вечером за ужином Моника спросила у отца:

– Ты ведь не отправишь меня в интернат?

– Нет, обещаю тебе, – ответил Хуан Антонио.

– Ты должна помочь нам вырастить твоего братика, – подняла глаза от тарелки Даниэла.

– Папа, но ты не будешь его любить больше, чем меня?

– Нет, дорогая, я вас двоих буду любить одинаково.

– Нет, папочка, меня ты должен любить больше. Летисия говорит…

– Опять Летисия? – рассердился Хуан Антонио. – Мне уже надоело слышать о Летисии!

– Прошу тебя, дорогой, успокойся, – попросила Даниэла.

– А ты не вмешивайся. Ты неправильно воспитываешь мою дочь, – вдруг выпалил Хуан Антонио.

– Не кричи на меня! Я, может быть, плохая мать, но я не глухая, – у Даниэлы от обиды задрожали губы. Она встала из-за стола и выбежала из столовой.

Хуан Антонио бросил салфетку на стол и вышел вслед за женой. Поднявшись в спальню, он увидел рыдающую Даниэлу. Сердце его сжалось:

– Я был груб, признаю. Я слишком взвинчен из-за этой сцены в больнице. И потом, у меня уже в печенках сидит эта Летисия! Дорогая, я не хочу, чтобы ты плакала и тем более из-за меня.

– Все это не дает тебе право отыгрываться на мне. Но ты, наверно, прав: я не умею обращаться с Моникой.

– Ты простишь меня?

– Я уже все забыла, – сказала Даниэла и вытерла слезы.

– Дора опять будет работать у Даниэлы, – сказала Джина, подкрашивая губы.

– Да? С чего бы это?

– Похоже, она беременна.

– И Даниэла ее простила?

– Разумеется, – сказала Джина, влезая в узкую юбку. – Ну, все беременеют, кроме меня. Я тоже хочу. Хочу, чтобы меня тошнило, хочу падать в обморок, хочу, чтобы среди ночи, на рассвете мне смертельно захотелось бы съесть чего-нибудь особенного. Ты смейся, смейся надо мной! Я уже вижу тебя, меняющим пеленки нашему малышу.

– Ну уж нет! Этого ты от меня не дождешься. Что я с ума сошел, что ли? Для чего тогда вы, женщины? Я не против равенства полов, но существуют же чисто женская и чисто мужская работы.

– О, дорогой, со мной тебе придется поменять свой образ мыслей.

– Нет, я хотел сказать, что я не отказываюсь, но одно из двух: либо я меняю пеленки, либо я работаю.

– А я, значит, должна делать и то, и другое?

– Знаешь, когда у нас будут дети, тебе придется оставить работу.

– И не подумаю, – Джина взяла со столика сумку. – Ну, пойдем, а то мы опоздаем к Даниэле и Хуану Антонио.

Даниэла и Хуан Антонио принимали гостей. Друзья обменивались новостями, шутили, и только Рамон чувствовал себя не в своей тарелке в этом доме. Хуан Антонио встретил его весьма прохладно. Воспользовавшись тем, что гости постоянно переходили из одной комнаты в другую, Рамон уединился в библиотеке. В гостиной в центре внимания была Джина. Благодаря своему веселому нраву, она умела расположить к себе людей.

– Как бы мне хотелось оказаться сейчас где-нибудь в Акапулько, на пляже и в бикини.

– Ты уже довольно загорела на теплоходе, – заметил Фелипе.

– Рамон очень любить загорать, – сказала Сония. – Мы иногда загораем в саду.

– Как здорово, что у тебя дом с садом, где можно загорать. Я серьезно подумываю купить дом в Куернаваке. С огромным садом, – заявила Долорес.

– Не разбрасывайтесь так деньгами, Долорес. Если вы купите все, о чем «подумываете», деньги быстро испарятся, – усмехнулся Хуан Антонио.

Долорес закусила губу. Хуан Антонио правильно подметил. Став обладательницей огромного состояния, Долорес начала строить планы, куда бы эти деньги потратить, и очень часто начинала свои заявления с фразы: «Я серьезно подумываю» или «Мы с Ракель серьезно подумываем», а дальше она давала волю своей фантазии. За последние двадцать четыре часа она «серьезно подумывала» купить массу вещей, начиная от самолета, чтобы в конце недели можно было слетать на нем на пляж в Акапулько, и кончая яхтой.

Кроме того, она «серьезно подумывала» нанять шофера для своего мотоцикла, и не какого-нибудь, а обязательно в униформе. Единственное, что ее смущало, что тогда ей придется сидеть на мотоцикле за ним, крепко обхватив его за талию.

– Было бы забавно составить список всего того, что Долорес собирается купить на деньги, которые ей оставил Хустино, – сказал Хуан Антонио, подходя к Мануэлю. – Скажи, а как себя чувствует человек, проснувшийся однажды утром миллионером?

– Оставь свои шуточки, – насупился Мануэль. – Я не хочу об этом говорить. Я вообще против того, чтобы мама приняла это наследство.

Даниэла подошла к Каролине и протянула ей бокал с аперитивом.

– Знаешь, я хотела тебя попросить, чтобы ты пришла с мамой. Но, честно говоря, у меня просто вылетело из головы.

– Мы с ней сейчас в ссоре.

– Почему, Каролина?

– Она хочет жить с нами, а это невозможно, не так ли, дорогая? – вмешался Херардо.

– Я обязательно с ней поговорю. Вы должны помириться, – сказала Даниэла.

В детской обстановка была куда менее непринужденной. Лало и Фико впервые были в доме Моники и очень смущались. Девочки тоже не спешили с ними знакомиться. Моника разговаривала с Маргаритой.

– Я так рада, что мы помирились.

– Я не злопамятна, – сказала Маргарита. – Я твоя подруга и люблю тебя.

– А я удивилась, почему меня пригласили, – заметила Летисия.