– Искала квартиру в нашем районе, соседи и подсказали. Я их сама просила, кого знаю, помочь найти мне квартирантов.
– Вы мне дадите ее телефон?
– Конечно. Только он вне зоны доступа со вчерашнего дня. Как Елена позвонила, что съезжает, так и пропала. Даже ключи не вернула. Вы думаете, она мошенница?
– Не знаю. Но замки на всякий случай лучше сменить.
Софья снова обошла квартиру, заглядывая во все углы и щели, силясь отыскать хоть пылинку, хоть соринку. Но Вера оказалась слишком аккуратной, поэтому одна надежда на то, что Елена не побоялась оставить после себя.
– Вера, можно я содержимое пакетов выложу на пол? Вы мне газетку дадите? – попросила Софья и подумала: «Ладно хоть по помойкам не пришлось лазить. Это мы с Николаем ее спугнули. Неужели торопливость Елены не принесет плодов?»
Надев резиновые перчатки, села на тумбу для обуви, служившую и сиденьем, осторожно принялась выкладывать содержимое из пакетов, изучая трофеи спешного побега: распечатанная упаковка пельменей, початая бутылка кефира, полбатона, немного колбасы и сыра, чай в пакетиках, стеклянные баночки с остатками сластей. Да, более чем скромно. Похоже, что Елена здесь питалась всухомятку.
– Вера, вы не замечали в ней чего-нибудь особенного: во внешности, речи, манере общения – того, чего нет или встречается редко в других людях?
– Да нет, тетка как тетка… То есть, я хотела сказать, самая обычная женщина. Только вот слова о себе лишнего не скажет: замкнутая очень и какая-то задумчивая.
– Значит, себе на уме.
– Я тоже об этом подумала. Во взгляде у нее что-то этакое… странное. Слушает тебя, а сама думает о чем-то своем. Хотя все мы в первую очередь заняты собой. Думать о других у нас нет ни времени, ни желания. Слушает, а сама как будто сквозь тебя смотрит. Жутковато, знаете ли. И медленно так, я бы даже сказала, лениво, и чтобы другие не заметили, жует.
– То есть как это – жует? Жевательную резинку, что ли?
– Нет, точно не резинку. Потому что, когда надоедает, она проглатывает.
– Значит, она казалась вам женщиной странной?
– Нет, не особенно. Только грустная очень. Улыбалась редко, больше для приличия.
– Вера, можно я заберу стеклянные баночки, на них могли сохраниться отпечатки.
– Разумеется. А как же мои пальчики?
– На ваши мы просто не обратим внимания, если вы мне дадите их образец.
Вера протянула старенькую чашку, которая отправилась в чистый целлофановый пакет вслед за предполагаемыми уликами. Второй кулек с мусором также не разочаровал.
Софья разгладила ладонью стандартный договор найма жилья с вписанными от руки фамилиями, данными паспортов и адресами.
– Чей это экземпляр договора – ваш или Елены?
– Ее. Свой я кладу на всякий случай в архивную папку, когда квартирант съезжает.
– Данные о Соловьевой вы записывали из самого паспорта?
– Других документов я не признаю. Если паспорт предъявляют, значит, и скрывать им нечего.
– Верочка, вы себе даже представить не можете, как мне помогли.
Наконец-то хоть какая-то ниточка. Нет, даже целая цепь, потянув за которую можно вытащить на солнышко преступницу.
Софья распростилась с Верой и подсела на скамью к самой долготерпеливой из старушек – Нине Никитичне, оставшейся в одиночестве.
– Все по квартирам разбрелись, на обеденный перерыв. Да и ливень вот-вот хлынет. Может, и ты ко мне на чашку чая заглянешь? – по-свойски предложила она. – Я тебя и обедом накормлю. – Софья поблагодарила и отказалась, сославшись на отсутствие времени. – Что-нибудь нашла?
– Ничего.
– Жаль. А я-то думала… Ничего, не переживай. Раз ищешь – обязательно найдешь. Главное – верить. А вот и Иван Сергеевич с Масей возвращаются. Те, что из тридцать восьмой. Давай его порасспросим? Иван Сергеевич, – обратилась она к подходящему старичку с болонкой на руках, – присаживайся, отдохни. А то до подъезда не дотянешь.
– Да я крепче тебя, Никитична, хоть и старше. Так что не больно-то важничай.
– Иван Сергеевич, вот познакомься с Софьей Павловной. Она из детективного агентства, расследует убийство Марины.
– А мне сказала, что родственница, – хитро взглянул тот на Софью. – Наврала, значит?
– Наврала, – призналась Софья. – Иначе бы вы дверь не открыли.
– Конечно, не открыл бы. Бродят тут всякие по подъездам, а я им дверь, что ли, должен открывать?
– Но вы же открыли.
– Сто раз себя за это отругал. Уж больше на эту удочку не попадусь. Так чего узнать-то хотела?
– Тринадцатого и четырнадцатого мая вы дома были? Если да, то слышали ли что-нибудь подозрительное днем или ночью?
– Это когда ночью женщина плакала, а мужчина ее успокаивал, – встряла с подробностями Никитична, Софья только вздохнула.
– Откуда же мне помнить, это вон когда было. А вот двенадцатое мая помню. У моего внука был день рождения. Так сын меня аж на пять дней к себе забрал. Мы с Масечкой назад еле вырвались.
– Так, значит, у Марины нет родственников?