Моя жизнь

Все это было так ужасно, что не могу вспоминать об этом — я постаралась вычеркнуть это из своей памяти. Наступил вечер, Петер заказал двухкомнатный номер. Поскольку он проделал столь долгий путь из Америки, то, очевидно, имел право поговорить со мной. Поэтому мы поднялись к нему, он запер дверь, а Роберто сходил с ума.

Кей Браун тоже была участницей этих событий. В то время она работала в нью-йоркском отделе студии «МКА . Ингрид была ее клиенткой, и Кей несла за нее личную ответственность. «Я попала в самый водоворот. На мой взгляд, это была чистейшей пробы итальянская мелодрама, — рассказывает она. — Помню, раздался телефонный звонок. Это был Лью Уоссерман, глава «МКА» в Голливуде.

— Упаковывай чемоданы, — сказал он.

— Зачем? Куда? Я никуда не собираюсь ехать.

— Остров Стромболи. Похоже, твоя девушка собирается свернуть себе шею. Она слишком много болтает. Она никак не может остановиться.

И вот я полетела в Италию, там села на ночной пароход. До Стромболи шло только небольшое рыболовецкое суденышко. В норковом манто, в туфлях на высоких каблуках, я прибыла туда в шесть часов утра. Казалось, будто я попала на край света. Рыбачье судно ныряло вверх-вниз, рядом то и дело исчезала в волнах лодка, на которую мы должны были пересесть, а другая, еще меньше, должна была доставить нас до берега. Не было ни трапа, ни лестницы, по которой я могла бы спуститься, поэтому мне пришлось съезжать вниз по холщовому спуску для рыбы, прямо в манто и прочем. Затем меня посадили в лодку, и мы направились к берегу, где один из рыбаков, перекинув меня через плечо, как мешок с углем, прошел метра полтора до берега. Там, протягивая мне руки, стоял Роберто, говоря: «Доброе утро, мисс Браун». Я шла по берегу, как миссионер, приехавший обращать туземцев в христианскую веру.

То, что я увидела, показалось мне сумасшествием и настоящим бедствием. Когда мы встретились с Ингрид, это был совсем не тот человек, которого я знала раньше. Она никого не хотела видеть, в том числе и меня... В тот момент я как-то не осознавала тот факт, что «РКО» и «МКА», представлявшие фактически всю Америку, стали врагами Роберто, а следовательно, и Ингрид. Я разрывалась на части. Я знала, что Ингрид имела право делать то, что она считает нужным. Если бы она вздумала жить на Соломоновых островах с вождем людоедов, я бы все равно любила ее, стояла бы за нее и работала для нее. Но это вовсе не значило, что я ее во всем оправдывала. Наши разговоры были совершенно бесполезны. Я говорила: «Ингрид, ты теряешь своего мужа, дочь, карьеру — вообще все». На что Ингрид кратко отвечала: «Да, знаю». У нее был потерянный, измученный вид.

Мне не удалось сделать ничего путного. Через несколько дней я вернулась в Рим. А затем отправилась в Мессину, где должна была произойти встреча Ингрид и Петера. Выглядело все это несколько театрально. Был праздник 1 Мая, площадь была заполнена итальянскими коммунистами, а я только что приехала из Америки, где Маккарти пугал всех угрозой коммунизма. Я, кстати, сама думала, что у них растут рога на голове.

в нашем отеле все было организовано итальянцами — Роберто и его окружением. С момента прибытия Ингрид в Италию его друзья были подавлены прессой и, я думаю, считали сумасшествием наш приезд на Сицилию. Поэтому все происходило в обстановке полной секретности. Дальними закоулками меня провели во двор отеля, мы попетляли по каким-то коридорам, потом мой сопровождающий постучал в дверь, и в этот момент я подумала: «Боже, что я здесь делаю? У меня двое детей, я живу в Нью-Йорке. Зачем, для чего я здесь?» Дверь открылась, на пороге стояла Ингрид — я вернулась в сценарий. Моя миссия заключалась в том, чтобы тайком провести Петера в номер Ингрид, что я и сделала, вернувшись затем в свою собственную комнату. Естественно, я ничего не знала о той ссоре, которая началась по моей вине, хотя мне было слышно, как гудел всю ночь этот проклятый автомобиль».

Роберто не раз, размахивая револьвером, предупреждал меня, что, если я оставлю его, он покончит с собой. Он был одержим и другой идеей о конце жизни: смерть в автомобиле. Он врезается в дерево и разбивается. Самое ужасное, что это не было пустой угрозой. С Роберто никогда нельзя было знать, что он сделает в следующий момент. Если он добивался чего-то, у него появлялась невероятная сила, энергия. Ничто не могло остановить его. Он ни на секунду не задерживался, чтобы сказать: «Я устал» — или засомневаться: «Стоит ли это делать?» Он просто шел и шел вперед, пока не достигал результата. Так происходило и во время съемок. Если он говорил: «Мне нужна такая сцена», то такая и получалась.