Моя жизнь

Я видел все картины, в которых Ингрид снималась в Америке. Единственное, что мне не удалось посмотреть, — это «Интермеццо» с Лесли Хоуардом. В те годы я был молодым режиссером и все мы находились под огромным влиянием американского кино и его техники. Нам нравились еще и «черные» французские фильмы, но нам остро хотелось использовать в производстве фильмов именно опыт американского кино. Конечно, далеко не все картины с Ингрид были шедеврами, но я отчетливо помню, что всегда был очарован ее лицом. Ее лицо — кожа, глаза, рот, особенно рот, — излучало какое-то странное, мощное сияние и огромную эротическую притягательность.

Это не имело никакого отношения к ее телу. Важна была только взаимосвязь между чертами лица: рот — кожа — глаза. Поэтому как актриса она всегда привлекала меня. Впервые я общался с ней, когда она уже была замужем за Ларсом Шмидтом. Мы сидели в стокгольмском отеле, когда Ингрид вернулась после путешествия по магазинам. Это было зимой. Она вошла, нагруженная пакетами, с этим своим потрясающим румянцем на лице, и я сразу же вспомнил то ощущение — от нее исходила сильная эротическая притягательность. Не говоря уж о том, что она была очень красива.

Я всегда считал, что прием, оказанный ей в Швеции во время выступлений в оратории «Жанна на костре», был крайне несправедлив. Мне кажется, она сама создавала сценический образ. Помощь режиссера там почти не чувствовалась. Я вспоминаю тот громадный скандал — все критики старались устроить ей провал. Это была не просто чистейшая несправедливость, это была своего рода месть. Ингрид сопровождал успех, который порою в Швеции не доставляет людям радости. В отличие от Ингрид, которая никогда не прятала свою удачу, шведский обыватель зачастую скрывает ее. Он не любит, когда и другие выставляют ее напоказ.

А в отношении к Ингрид проявилась чисто шведская реакция: ее просто хотели поставить на место. И еще: откровенно говоря, оратория была не совсем удачно поставлена. Иногда мне казалось — такое чувство возникало у меня, когда я сидел в зале, — что это почти катастрофа. Хотя, если честно признаться, я не верю в существование объективной оценки: половина того представления была почти потрясающей, замечательной, процентов двадцать можно было принять более или менее, а вот тридцать казались провалом. И со стороны критиков было несправедливо делать упор на последние тридцать процентов, чтобы иметь возможность третировать актрису. Я не присутствовал на том знаменитом вечере в нашем концертном зале, когда Ингрид бросила в лицо шведской прессе слова, полные горечи и упреков. Очень жаль, что меня там не было, потому что я могу вообразить, как она была великолепна. Меня восхищает то, каким образом она смогла выйти из этой почти гибельной для нее ситуации. Выйти с блеском, даже с триумфом. А вообще все это очень странно. Вот живете вы за пределами Швеции, достигли успеха во всем мире. Но если в Швеции о вас напишут гадость, то вам уже наплевать на то, что говорят о вас в остальном мире. По-настоящему ваши чувства бывают задеты только тогда, когда что-нибудь не так напишут в Швеции. Это я знаю из собственного опыта».

В машине, по дороге из аэропорта, я рассказывала Ингмару о Роберто, о том, как он всячески противился моей работе с другими режиссерами. Единственное исключение составлял Жан Ренуар. Рассказала я и о том, как во время последней встречи с Роберто я собрала все свое мужество и сообщила ему, что собираюсь сниматься у Ингмара Бергмана. Я сжалась в комок, ожидая взрыва, но вдруг увидела, что глаза его полны слез. «Как это замечательно! Конечно, тебе нужно сниматься в Швеции», — услышала я, к своему изумлению. Он был просто счастлив, услышав, что мы будем работать вместе.

Рассказывая все это, я взглянула на Ингмара. Он был вынужден остановить машину, потому что теперь его глаза заволокли слезы. В этих двух людях было так много общего. Если бы они когда-нибудь встретились, то, я уверена, мгновенно нашли бы общий язык.

Мы прибыли в дом Ингмара. Я познакомилась с его женой, которую звали тоже Ингрид. Так что за обедом сидели две Ингрид Бергман. Мы договорились встретиться с Ингмаром на следующее утро в половине одиннадцатого. Я встала рано, поплавала в бассейне, погуляла по лесу, повосторгалась деревенскими красотами и ровно в половине одиннадцатого прибыла в студию Ингмара. Открыла сценарий и спросила: «Как может мать находиться вдали от своих детей в течение семи лет?» «Я так рад, что ты начала не с первой страницы», — рассмеялся Ингмар.

Фильм «Осенняя соната» рассказывает о всемирно известной пианистке, которая приезжает в Норвегию, чтобы повидать обеих своих дочерей. Лив играла одну из них, жену деревенского священника. Другая дочь страдает тяжким недугом, она не способна передвигаться самостоятельно и живет вместе с семьей сестры. Сцену, когда Лив и Ингрид встречаются ночью в столовой, можно считать одной из самых сильных по эмоциональному воздействию во всем мировом кино.