Моя жизнь

Эта девушка попала в пожар, и одна сторона ее лица осталась чудовищно обезображенной. Мне очень понравился сценарий, и я умоляла руководителей студии отдать мне эту роль. «Нет, — сказали они, — мы не можем пойти на это. Ваша публика не примет такую ситуацию: красивая девушка с обезображенной щекой. Нет, категорически нет. Кроме того, мы предполагаем снимать вас в прелестном фильме «Единственная ночь»».

Я считала «Единственную ночь» сущей ерундой, поэтому начала с ним торговаться: «Я буду сниматься в вашем фильме лишь в том случае, если вы мне разрешите играть девушку с изуродованным лицом». На том мы и договорились. Я отработала в их фильме, а потом мы начали «Лицо женщины». Петер помогал мне. Он изобрел нечто потрясающее — скобку, которая укреплялась у меня во рту и выпячивала часть щеки; затем с помощью клея оттягивали в другую сторону глаз Обычным гримом такого эффекта достичь невозможно, а теперь!.. О, я выглядела настоящим страшилищем Разумеется, вы видели меня похожей на Франкенштей на только в начале фильма, а потом мне делали пластическую операцию, и я становилась той красавицей, которую ждали.

«В техническом отношении изуродованное лицо было сделано прекрасно, — говорил Густав Муландер. — Но я никак не мог придумать, какой конец должен быть единственно верным для этой истории. Анна Хольм, настрадавшаяся из-за своего уродливого лица, по сюжету глубоко увязает в отношениях с шантажистом. Пластическая операция позволяет вернуть ей чудесное лицо Ингрид, но шантажист держит ее в своих лапах и вовлекает в план убийства юноши, чьим состоянием он хочет завладеть. Чтобы спасти юношу, Анна убивает шантажиста. Каким же теперь образом — ведь в те дни фильм должен был кончаться если уж не счастливой развязкой, то по крайней мере раскаянием — можно было подарить Анне Хольм счастливое будущее?

я приостановил съемки на пару дней и стал искать верное решение. Но ничего не получалось. Тогда я спросил мнение Ингрид. Она подумала пару минут и, не колеблясь, дала ответ. Он-то и был мне нужен. Это был ответ Анны Хольм, поскольку Ингрид уже стала ею. «Меня нужно судить за убийство, — сказала Ингрид. — Пусть это и будет концом фильма. Что произойдет дальше — окажут мне снисхождение или осудят, — пусть гадает публика»».

Фильм «Лицо женщины» был снят еще раз в 1941 году, студией «Метро-Голдвин-Майер», где Джоан Кроуфорд играла ту же роль, что и Ингрид. Но, согласно голливудским канонам, в этой ленте полностью раскаявшуюся Анну — Джоан освобождают. Она счастливо улыбается на фоне появляющейся в глубине экрана надписи «Конец».

Глава 3

Когда 10 июля 1937 года Петер Линдстром и Ингрид Бергман венчались в лютеранской церкви, это был счастливый союз прелестной девушки двадцати одного года и красивого молодого человека тридцати лет.

Вспоминая о том времени, я прихожу к мысли, что это был, пожалуй, единственный свободный год во всей моей жизни. Мне было двадцать один год, я достаточно зарабатывала на Шведской киностудии, у меня была маленькая квартирка в центре Стокгольма в современном многоэтажном доме. Я была безумно влюблена в Петера. Я прекрасно помню подарок, который он прислал, когда мне исполнился двадцать один год. Я открыла коробку и увидела завернутый в папиросную бумагу дивный мех. Настоящий лисий мех, черный, подернутый серебристой изморозью. Горжетку надо было обернуть вокруг шеи, и лисья головка замочком пристегивалась к хвосту. В 30-е годы это было последним криком моды. В жизни не было у меня ничего более роскошного. Я помчалась к телефону, чтобы сказать «спасибо», и поскользнулась на коврике. Щиколотку пронзила резкая боль, я ползком добралась до телефона и, набрав номер, почти плача от боли, пыталась высказать, какое чудо этот подарок.

Он примчался сразу же, нога так болела, что пришлось ехать в больницу. Но я настояла, чтобы моя лиса была при мне, заставила Петера положить мех обратно в коробку, предварительно осторожно завернув его в бумагу. У меня ведь никогда не было такой ценности. Они вправили мою лодыжку, уложили меня в постель, а коробку с лисой поставили под кровать. Я не знаю, что подумал доктор, когда, войдя в палату, увидел, что я сижу в кровати в ночной рубашке и с лисьим мехом вокруг шеи.

За одиннадцать дней до свадьбы Ингрид писала: «Мой золотой, мой единственный на земле, моя прекрасная любовь. Если бы ты только мог находиться здесь, в моей костюмерной, и я могла сесть к тебе на колени, как прекрасно это было бы, потому что без тебя жизнь невыносима. Осталось пять часов до нашей встречи и одиннадцать дней до свадьбы. Это ужасно, ужасно долго. Как я это вынесу? Если бы я только могла целовать и целовать тебя... Ты ведь меня не оставишь, правда? Я тебя никогда не оставлю.

Я хочу быть с тобой всегда, всегда, всегда. Осталось только одиннадцать дней до нашей свадьбы. Сейчас я иду к фотографам, но все время думаю о тебе. Какое ты чудо, и как ты мил по сравнению с другими мужчинами. Я просто схожу с ума и, наверное, умру от счастья. Через пять часов и одиннадцать дней я приду... я приду...»