Моя жизнь

туда, куда их ведут вожди. Это не наше дело. Мы садху.

Мы не стали продолжать спора и пошли к храму. Навстречу нам текли потоки

крови. Я не мог вынести этого зрелища. Я был возмущен и взволнован. Никогда

не забуду той картины.

В этот самый вечер я был приглашен на обед к бенгальским друзьям. С одним

из них я заговорил об этой жестокой форме богослужения. Но он ответил:

- Овцы ничего не чувствуют. Шум и барабанный бой заглушают ощущение боли.

Я не мог стерпеть и возразил, что если бы овцы обладали даром речи, то, наверное, сказали бы другое. Я чувствовал, что необходимо положить конец

этому жестокому обычаю. Я вспомнил историю Будды, но понял, что подобная

задача мне не по силам.

Я и теперь придерживаюсь этих убеждений. Для меня жизнь ягненка не менее

драгоценна, чем жизнь человеческого существа. И я не согласился бы отнять

жизнь у ягненка ради человеческого тела. Я считаю, что чем беспомощней

существо, тем больше у него прав рассчитывать на защиту со стороны человека

от человеческой жестокости. Но тот, кто не подготовил себя к такому

служению, не способен его защитить. Я должен пройти через большее

самоочищение и жертву, прежде чем смогу надеяться спасти ягнят от

нечестивого жертвоприношения. Я готовлюсь умереть, заботясь о самоочищении и

жертве, и неустанно молюсь, чтобы на земле родился сильный духом человек -

мужчина или женщина, - исполненный божественного милосердия, который

освободил бы нас от этого омерзительного греха, спас жизнь невинных существ

и очистил храм. Непонятно, как Бенгалия с присущими ее населению знаниями, умом, жертвенностью и эмоциональностью терпит подобную резню.

XIX. МЕСЯЦ С ГОКХАЛЕ - III

Зрелище ужасного жертвоприношения в храме Кали, совершенного во имя

религии, еще более усилило мое желание познакомиться с жизнью Бенгалии. Я

много читал и слышал о "Брахмо самадже". Я знал кое-что о жизни Пратапа

Чандра Мазумдара и присутствовал на нескольких митингах, где он выступал. О

его жизни я узнал из книги Кешаба Чандра Сена, которую прочел с большим

интересом. Эта книга помогла мне понять разницу между "Сабхаран Брахмо

самадж" и "Ади Брахмо самадж". Я встретился с пандитом Шиванатом Шастри и в

сопровождении проф. Катавате отправился повидать махараджу Дебендранатха

Тагора, но нам это не удалось, так как к нему тогда никого не пускали. Все

же нас пригласили на праздник "Брахмо самадж" в его доме, и там я услышал

прекрасную бенгальскую музыку, которую с тех пор очень люблю.

Мы вдоволь насмотрелись на "Брахмо самадж", но для полного удовлетворения

необходимо было увидеть Свами Вивекананда. Испытывая большой душевный

подъем, я направился в Белур Матх, причем большую часть пути, если не весь

путь, шел пешком. Мне нравились уединенные окрестности Матха. Я был

разочарован и опечален, когда узнал, что Свами лежит больной в своем доме в

Калькутте и его нельзя повидать.

Тогда я разузнал о местопребывании сестры Ниведиты и встретился с ней во

дворце Чоуринги. Меня поразило окружавшее ее великолепие, но общей темы для

разговора у нас не нашлось. Я рассказал об этом Гокхале, а он нисколько не

удивился, что в беседе между мной и этой мятущейся женщиной не нашлось точек

соприкосновения.

В другой раз я встретился с нею в доме м-ра Пестонджи Падшаха. Я вошел как

раз в тот момент, когда она разговаривала с его старушкой-матерью, и мне

пришлось выступить в роли переводчика. Несмотря на то, что мне не удалось

найти общего языка с Ниведитой, я должен отметить, что меня восхитило ее

безграничное преклонение перед индуизмом. С ее книгами я познакомился

впоследствии.

Свое время я делил между визитами к людям, занимавшим видное положение в

Калькутте и имевшим отношение к моей деятельности в Южной Африке, и

изучением религиозных и общественных учреждений Калькутты. Однажды я

выступил на митинге, на котором председательствовал д-р Муллик, с рассказом

о работе индийского санитарного отряда во время войны с бурами. Мое

знакомство с редакцией "Инглишмен" и на этот раз сослужило мне полезную

службу. М-р Сондерс был тогда болен, но тем не менее сумел помочь мне не

меньше, чем в 1896 году. Гокхале понравилась моя речь, и он был очень

доволен, когда д-р Рай похвалил ее.

Таким образом, мое пребывание в доме Гокхале значительно облегчило мою

работу в Калькутте, дало возможность установить контакты с самыми известными

бенгальскими семьями и положило начало моей тесной связи с Бенгалией.

Мне придется опустить многое из воспоминаний об этом незабываемом месяце.

Я только упомяну о кратковременной поездке в Бирму и о тамошних фунги. Меня

поразила их апатия. Я осмотрел золотую пагоду. Мне не понравилось, что в

храме горят бесчисленные маленькие свечи, а крысы, бегавшие около святыни, навеяли мысли о переживаниях Свами Даянанда в Морви. Свободные и энергичные

женщины Бирмы мне понравились, а бездеятельные мужчины произвели тягостное

впечатление. За время своего краткого пребывания я успел убедиться, что

подобно тому, как Бомбей - не Индия, так и Рангун - не Бирма, и что

совершенно так же, как мы в Индии стали посредниками между английскими