Моя жизнь

В дедушкиной кузне

 В дедушкину кузню я заглядывал часто. Приду бывало, встану у двери и, открыв рот, смотрю, как дед кует железо, любуюсь огненными искрами.

Устанет дед, сядет закурить, а я насобираю обрезков и — бежать на песок, где мы с братишкой строили дома и башни.

Однажды впопыхах я схватил еще не остывший обрезок шинного железа и сильно обжег пальцы. С тех пор дед стал гонять меня из кузни.

Но после недавнего разговора он отнесся ко мне ласково.

— Опять пришел, пострел.

— Пришел. Учиться хочу.

— Молодцом, коли так!

Он поднял меня опаленными руками и посадил на верстак подальше от горна.

— Вот сиди тут и гляди. Примечай, что к чему. Да смотри, мешать будешь — прогоню.

Я часами просиживал на верстаке, наблюдая, как дед раскаливал в горне железо, как клал его на наковальню и, поддерживая длинными щипцами, послушным молотом придавал ему нужную форму.

Вечерами, после работы на заводе, деду помогал мой отец. Они ковали в три руки. Отец кувалдой, а дед молотом.

Я любил слушать звонкую музыку кузнечной работы, смотреть на пышащие жаром искры. «Когда вырасту, — мечтал я, — обязательно буду вот так же махать молотом».

— Ну, что же мы будем делать с тобой, Васютка? — опросил как-то дед, — уж больно ты мал.

— Это ничего, зато все мальчишки меня боятся, я сильный.

Дед усмехнулся и поманил меня к себе.

— Ну-ка, хватайся за шест: будешь качать кузнечные мехи.

Я подтянулся, схватился за шест, но сейчас же его выпустил.

Дед рассмеялся.

— Да ты, брат, совсем карапуз.

— Дедушка, ты веревку к шесту привяжи, а я за нее буду дергать.

— Ишь, что придумал. Попробуем.

Он сделал на конце шеста ременную петлю и дал ее мне.

— Пробуй!

Пыжась изо всех сил, я стал раздувать кузнечные мехи.

— Что же, пожалуй годится, — одобрительно сказал дед, — зачислим тебя в помощники.

С этого дня я стал пропадать в дедушкиной кузне. Старательно помогал ему и даже удостаивался похвал.

Правда, из кузни я приходил усталый и закопченный, как трубочист. Бабушка Александра Васильевна, доглядывавшая за мной, вначале смотрела на мою работу, как на случайную забаву, но, поняв, что это серьезное увлечение, стала журить и меня и деда.

— Ты совсем из ума выживаешь, Мироныч, вконец замучил внука. Гляди — сажа-то как въелась в него, мочалкой оттереть не могу.

— Не серчай, старая, — отшучивался дед, — всякое ученье на пользу идет.

— Да какое же это ученье — лямку-то дергать. Кабы ты ему буквы показывал, вот тогда другое дело. А от лямки у него еще успеет спина наболеться.

— Ну, пошла скрипеть! Придет час — и грамоте научим. Он парнишка старательный, своего достигнет.

Как-то дед надел вышитую крестом рубаху, расчесал бороду и позвал меня:

— Айда, Васютка, сведу тебя на завод, один знакомый инженер обещал в музей пустить.

— Куда это? — переспросила бабушка.

— В музей, говорю, вроде как в арсенал, или амбар какой, где всякое оружие хранится.

— Зачем это малому? Вот пойдет в солдаты, там покажут.

— Не перечь ты мне, старая, знаю, что делаю.

Дед взял меня за руку и повел через мост к заводу. Нас пропустили в железные ворота. Пока шли по вымощенному булыжником двору, навстречу попадались рабочие, везущие что-то тяжелое на громыхающих железных тележках. Из больших построек, что стояли по обе стороны, долетал грохот, шум., скрежет. Мне стало не по себе. А тут еще поблизости неожиданно заревел паровоз, и я совсем перепугался.

Дед успокоил меня и повел в высокое мрачное помещение.

— Вот и пришли, слава богу. Глянь-ка, что люди-то смастерили.

Я заметил следившего за нами длинноусого страшного на вид стражника (так звал дед городовых) и притих. Попасть в то время в заводский музей простому человеку было почти невозможно, и как удалось это деду — я не знал.

Мое внимание привлекло разнообразное оружие, которое было развешано по стенам и на специальных щитах.

Больше всего мне запомнились крохотное ружьецо и два малюсеньких пистолета. Я очень просил деда купить мне хоть один пистолетик.

Но стражник сердито покрутил усы и, подойдя ко мне, сказал:

— Нельзя, за этот пистолетик у твоего деда вшей не хватит расплатиться.

Я замолчал. Дед рассердился и на меня и на стражника и заторопился домой.

Дорогой он мне сказал, что это ружьецо и пистолеты сделал знаменитый тульский оружейник Медведков.

— Где же он сейчас?

— А бог его знает, должно, помер. Эти игрушки хранятся на заводе не меньше сорока лет.

Я больше ни о чем не стал расспрашивать деда, но крохотное ружьецо и пистолетики мне крепко запали в память, и я решил: вырасту большой — обязательно сделаю себе такие.

Пришла зима. За лето я подрос и стал еще усердней помогать деду. Он обрезал с боков старый, во многих местах прожженный кожаный фартук и подарил мне. Облачась в этот фартук и огромные рукавицы я стал походить на «мужичка с ноготок».

Однако мои занятия с дедом продолжались недолго. На масляной он жестоко простудился и слег. Его положили на печь, где было тепло и спокойно. Когда боль утихала, дед подзывал к себе нас, ребятишек, и рассказывал длинные сказы о тульских мастерах. Но это бывало редко.