Конечно, у здравомыслящего читателя этой книги, даже если он пропустит главу об условиях моего “отбывания” из Ленинграда, может возникнуть естественный вопрос: почему изгоняемый навсегда из страны художник должен взять с собой чемодан, набитый работами никому на Западе не известного художника, вместо того чтобы вывезти свои собственные картины.
Вот маленькое письмо моего старшего друга Ильи Кабакова, которое может заставить читателя мемуаров господина Воробьёва усомниться в их правдивости.
Высылка меня из СССР послужила поводом для разных слухов – часть из них удостоились публикации в газетах и журналах. Самый лёгкий и удобоваримый вариант мастеров выдумки – запустить утку, что Шемякин сотрудничал с КГБ и заслан в разведывательных целях на Запад. Но чтобы больше заинтриговать читателя, нужно эту утку ещё хорошенько нашпиговать подробностями и фактами, поэтому я не только агент КГБ, но одновременно сотрудничаю с разведками Запада и Америки.
Ну, с Воробьёвым всё понятно. Малоприметный художник сводит счёты с обошедшими его коллегами, обливая их грязью и таким образом привлекая хоть какое-то внимание к своей персоне.
Но озадачивают публикации далеко не глупого журналиста, литературоведа, исследователя русского литературного авангарда. Почему-то он занялся исследованием фактов моего выезда из Советского Союза. Вначале публикует, что Шемякин с женой и дочкой уехали на Запад по израильской визе. А когда ему были пояснены факты моего отбытия на Запад, он соглашается, что допустил ошибочную информацию, но, ознакомившись с историей изгнания Шемякина из СССР, пишет: “Все детали сюжета с выездом Шемякина ещё предстоит выяснить историкам, но можно констатировать, что выезд на Запад не по израильской линии и с сохранением советского паспорта воспринимался в 1971 году как осуществлённый по инициативе и под контролем КГБ; отсюда и иронически-неприязненная реплика Бродского в отношении Шемякина, сказанная им Веронике Шильц в 1971 году: “Я думаю, что в Париж Шемякин прибыл, по крайней мере, в чине полковника КГБ”.
Да, я охотно верю, что историки типа господина Морева будут выяснять и детали шемякинского отъезда на Запад, и куда делся чемодан с шедеврами Арефьева, и многое другое, почерпнутое из опубликованной чуши. В этой книге я чётко описал мою жизнь до изгнания и отвечаю за каждый факт и букву. И надеюсь, что моя автобиография и будет основным источником и для читателей, и для серьёзных историков.
Как я уже писал, моя не всегда благосклонная ко мне Судьба подарила мне встречи, общения и дружбу со многими людьми разных характеров, значений и достоинств, среди которых были благородные и подлые, высокие и ничтожные, бездарные и гениальные, но каждый из них обогатил мою душу и мой жизненный опыт. И если писать о каждом, заслуживающем внимания читателя, понадобится ещё не один солидный том. Но я постарался достойнейшим из них отдать должное и увековечить их память в многочисленных статьях и интервью, книгах: в Париже в 1977 году издал многостраничный альманах “Аполлон-77”; в семидесятых-восьмидесятых годах с Александром Глезером – журнал “Третья волна”; и, пожалуй, больше всего отведено страниц моим друзьям-художникам в вышедшей благодаря стараниям Исаака Кушнира книге “Круг Шемякина”, написанной искусствоведом Любовью Гуревич совместно со мной.
В автобиографии я стремился передать атмосферу шестидесятых годов, тревожную, полную опасностей для свободолюбивых и ищущих людей, времени поисков, экспериментов и отстаивания своих идей и позиций в литературе, поэзии и изобразительном искусстве. И несмотря ни на что, времени романтичного, прекрасного и неповторимого!
2012–2023
Волчье племя
Допрашиваемый: Товарищ следователь.
Следователь: Я вам не товарищ – тамбовский волк вам товарищ.