Моя жизнь и стремление. Автобиография

Мы так рассчитали. Это, конечно, вряд ли; но мы так верили.

Мои родители никогда не брали в долг ни гроша; теперь они решили взять в займы ради любви ко мне.

Мать пошла к мистеру Лайрицу.

Он сел в кресло, сложил руки и выслушал ее просьбу.

Она все описала ему и попросила взаймы пять талеров, но не сейчас, а тогда, когда они нам понадобятся, то есть когда я сдам вступительный экзамен.

Но до этого времени оставалось очень-очень много времени.

Тогда он ответил, недолго думая:

«Дорогая моя фрау, я крестный отец, это правда, я богат, а ты бедна, очень бедна. Но у вас тот же самый Бог, что и у меня, и как Он помогал мне до сих пор, так же Он поможет и вам. У меня есть тоже дети, как и у вас, и я должен о них заботиться. Так что я не могу одолжить вам пять талеров. Но ступай домой и усердно молись в уверенности, что в нужное время ты обязательно найдешь кого-нибудь, кто их получит и отдаст тебе!»

Это было вечером. Я сидел и читал в одиночестве книгу о грабителе.

Мать пришла домой и рассказала мне, что сказал мистер Лайриц.

Она больше плакала от негодования на такое благочестие, чем от самого отказа: отец долго сидел неподвижно; затем встал и ушел.

Но у двери он сказал:

«Мы больше не будем даже и пытаться просить! Карл поступит в семинарию. И если я должен работать до кровавых мозолей, то так тому и быть».

После того, как он ушел, мы долго и печально сидели вместе.

Потом мы легли спать.

Но я не спал, я проснулся. Я искал выход. Я изо всех сил пытался найти решение.

Книга, которую я прочитал, называлась «Логово разбойника на Сьерра-Морена или ангел всех страждущих».

Когда отец пришел домой и заснул, я встал с постели, выскользнул из комнаты и оделся.

Тогда же я написал записку:

«Не работай до кровавых мозолей. Я еду в Испанию. Я добьюсь помощи!»

Я положил эту записку на стол, сунул в карман кусок сухого хлеба и несколько грошей от моих кеглей, спустился по лестнице, открыл дверь, снова глубоко вздохнул, тихо всхлипнул, но так, чтобы никто не услышал, а затем пошел приглушенными шагами по рыночной площади и вышел на Нидергассе, на дорогу к Лунгвицу, ведущую через Лихтенштейн в Цвикау, а оттуда в Испанию — в Испанию, страну благородных разбойников.

IV. Время Семинарии и преподавания

Ни одно растение не извлекает из себя то, что у него находится в клетках и плодах, но из почвы, в которой оно растет, и из атмосферы, которой оно дышит.

Люди также подобны растениям в этом отношении. Физически они, конечно, не разрастаются, но духовно и эмоционально у них есть корни, очень глубокие, и даже более глубокие, чем у многих гигантских деревьев в Калифорнии.

Вот почему никто не может нести полной исключительной ответственности за то, чем он занимается и что делает в период своего развития. Полностью перенести на него вину за все его ошибки было бы так же неверно, как утверждать, что он обязан всеми своими заслугами только лично себе.

Только тот, кто действительно узнал, прозрел свою родину от колыбели и до атмосферы ранней юности, тот, кто «состоялся» и умеет правильно судить об этом, способен доказать в какой мере и какие части жизненной судьбы вытекают из определенных обстоятельств, а какие — из действительной личной воли причастного лица.

Это было одним из величайших злодеяний прошлого, когда любой бедняга обнаруживал, что обстоятельства противостоят закону. Это приводило к тому, что помимо его собственной, возможно, и незначительной вины, он становился отягощенным еще и тяжким бременем всех обстоятельств. К сожалению, даже сегодня есть более чем достаточно людей, все еще совершающих эту жестокость, не понимая, что это они сами, если бы здесь работали законы, должны были бы нести ответственность.

И обычно не дальние — а, скорее, дорогие «соседи», «ближние» — бросают камень за камнем в другого, хотя воздействие, влияние, которому тот подвергается, исходит именно от них. Так что это они как раз и виновны в той самой вине, которую возложили на него.

Если я и берусь здесь подвергать обстоятельства, в которых я вырос, непредубеждённому расследованию, то вовсе не с целью перенести какую-либо часть своей вины на других, а лишь для того, чтобы показать, ясно и четко, как в таком случае и насколько нужно быть осторожным, когда ставишь перед собой задачу тщательно исследовать человеческое существование с точки зрения его происхождения и развития.

В то время Хоэнштайн и Эрнстталь были двумя маленькими городками, настолько близкими друг к другу, что местами они касались своими переулками друг друга, как пальцы двух сложенных рук.

Натурфилософ Готтильф Генрих фон Шуберт родился в Хоэнштейне, его произведения изначально создавались под влиянием Шеллинга, но затем обратился к пиетистско-аскетическому мистицизму. В его родном городе ему поставили памятник.

Заслуженный философ и публицист Пёлитц был родом из Эрнстталя, и его библиотека насчитывает более 30 000 томов, которые он завещал городу Лейпцигу.