Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

«Если суд позволит, я хотел бы выступить с коротким заявлением и объяснить, почему предпринял столь серьезный шаг, который рассматривается как неподчинение приказам по статье 144 Уголовно-процессуального кодекса. Как мне кажется, все дело в конфликте мнений — моего и местной администрации. Я прибыл сюда, чтобы служить людям и интересам нации. Я поступил так в ответ на настойчивые просьбы приехать и помочь крестьянам, которые утверждают, что с ними несправедливо поступают плантаторы индиго. Но я не мог помочь, не разобравшись в этой ситуации. Итак, я приехал, чтобы разобраться, и рассчитывал на содействие администрации и самих плантаторов. Никаких других мотивов у меня не было, и я не верю, что мой приезд мог сколько-нибудь нарушить общественный покой или послужить причиной чьей-либо смерти. Смею утверждать, что приобрел некоторый опыт в подобных делах. Однако администрация восприняла все иначе. Я полностью понимаю затруднения ее представителей и согласен с тем, что они могли действовать только на основе полученной ими информации. Моим первым побуждением как законопослушного гражданина было подчиниться отданным мне приказам. Но я не смог бы сделать этого, не изменив своему долгу перед теми, ради кого приехал сюда. Мне думается, что я смогу послужить им, только оставаясь среди них. А посему я не имею права добровольно отойти в сторону. В сложившейся ситуации ответственность за свой отъезд я могу возложить только на правительство. Я также в полной мере осознаю тот факт, что человек, занимающий в общественной жизни Индии такое положение, какое занимаю я, должен соблюдать крайнюю осторожность, становясь примером для других. Я твердо уверен, что в этих сложных обстоятельствах уважающий себя человек может совершить только один благородный поступок: не протестуя, принять наказание за неподчинение властям.

Я выступаю с этим заявлением не для того, чтобы смягчить приговор, который может быть вынесен, но чтобы показать, что я проигнорировал приказ не из неуважения к законным властям, а подчиняясь самому высокому закону нашего существования — голосу совести».

Теперь вроде бы не оставалось повода откладывать слушание, но и судья, и защитник так удивились, что слушание все же отложили. Я сразу же телеграфировал обо всем вице-королю, друзьям в Патне, пандиту Мадану Мохану Малавию и прочим.

Но прежде чем я снова появился в суде, чтобы выслушать приговор, судья прислал мне письменное уведомление, что вице-король распорядился закрыть мое дело. Затем и глава налоговой службы написал мне о том, что я могу продолжать свое расследование и что чиновники окажут мне все необходимое содействие. Никто из нас не был готов к столь быстрому и благоприятному исходу.

Я навестил главу налоговой службы мистера Хейкока. Он показался мне порядочным и справедливым человеком. Он сказал, что я могу получить от него любые документы, с которыми пожелаю ознакомиться, а также навещать его лично, когда сочту это необходимым.

Таким образом страна получила первый наглядный урок гражданского неповиновения. Дело обсуждалось устно и в прессе, и мое расследование стало очень известным.

Чтобы моя работа продолжалась, власти должны были оставаться нейтральными. Я не нуждался в поддержке репортеров и программных статей газет. Ситуация в Чампаране была настолько деликатной и сложной, что чересчур энергичная критика или публикации, авторы которых нередко сгущают краски, могли все испортить. Поэтому я написал письма редакторам наиболее крупных газет с просьбой не присылать своих журналистов, а также предложил отправлять им все необходимые материалы и вообще держать их в курсе дела.

Я знал, что решение правительства не препятствовать моему пребыванию в Чампаране очень не понравилось местным плантаторам, и мне также было ясно, что и чиновникам, хотя они не высказывались об этом открыто, едва ли пришлось по душе такое решение. Вот почему недостоверные публикации только рассердили бы и плантаторов, и чиновников, а их гнев обрушился бы не на меня, а на несчастных, охваченных страхом крестьян, что помешало бы моим поискам истины в этом нелегком деле.

Хотя я и принял определенные меры предосторожности, плантаторы развернули бурную агитацию против меня. В прессе стали публиковаться разнообразные лживые сообщения о моих помощниках и обо мне самом. Но моя крайняя осторожность и приверженность истине в самых незначительных деталях притупили их меч.

Плантаторы не пожалели сил, чтобы очернить Браджкишорбабу, но чем неистовее они обливали его грязью, тем лучше становилась его репутация в народе.