Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Наша комиссия посетила и хавели вишнуитов. Жрец поддерживал дружеские отношения с моей семьей, а потому охотно позволил нам все осмотреть и согласился прислушаться к нашим рекомендациям. На территории храма мы обнаружили свалку, которую сам жрец, вероятно, видел впервые. Вдоль стены были нагромождены пищевые отходы и листья, использовавшиеся вместо тарелок. Туда слетались воронье и коршуны. Туалеты оказались, конечно же, грязными. Я пробыл в Раджкоте не так уж долго и не успел выяснить, какие из наших рекомендаций были выполнены в хавели.

Мне было больно видеть нечистоты в месте, предназначенном для молитв. Мы вправе были ожидать более тщательного соблюдения правил санитарии и гигиены в помещении, считавшемся священным. Авторы «Смрити», насколько я знал тогда, особо подчеркивали важность внутренней и внешней чистоты.

26. Две страсти

Едва ли я встречал кого-либо, столь же преданного британской конституции, как я. Теперь я понимаю, что корнем этой преданности была истина: я никогда не смог бы изображать преданность или любую другую добродетель. Британский национальный гимн обычно исполнялся на каждом собрании, которое я посещал в Натале. Я всегда чувствовал себя обязанным петь вместе со всеми. При этом я видел все недостатки британского правления, но в целом считал его вполне допустимым. Тогда я еще верил, что оно приносит нам пользу.

Расовая нетерпимость, с которой я столкнулся в Южной Африке, противоречила, как я полагал, британским традициям, и я воспринимал ее как временное и чисто локальное явление. Потому я мог посоперничать с англичанами в их преданности британскому трону. Я старательно заучил мелодию национального гимна и присоединялся к пению, когда бы оно ни звучало. И если выпадала возможность выразить свою преданность без показного рвения и хвастовства, я охотно пользовался этой возможностью.

Причем никогда в жизни я не пытался извлечь выгоду из своей преданности. Для меня она стала обязанностью из числа тех, что выполняют, не ожидая какой-либо награды.

Когда я вернулся в Индию, подготовка к празднованию шестидесятилетия правления королевы Виктории как раз шла полным ходом. Меня пригласили войти в состав комиссии, собранной для этого в Раджкоте. Я принял приглашение, но сразу же заподозрил, что празднование получится в значительной степени показным. Я увидел много пустой мишуры и расстроился. Я даже начал спрашивать себя, стоит ли мне оставаться в комиссии или нет, но в результате решил остаться и добросовестно сделать свою часть работы.

Одним из мероприятий стала посадка деревьев. Многие делали это напоказ, чтобы угодить чиновникам. Я попытался объяснять людям, что посадка деревьев не обязательна и является лишь одним из многих предложенных мероприятий; к ней следует относиться серьезно или не браться за нее вообще. У меня сложилось впечатление, что над моими словами просто посмеиваются. Помню, с каким торжественным чувством я сам посадил дерево, как тщательно затем поливал его и ухаживал за ним.

С тем же чувством я научил своих собственных детей петь национальный гимн. Я научил этому и студентов местного педагогического колледжа, вот только запамятовал, было ли это по случаю празднования шестидесятилетия правления королевы Виктории или по случаю коронования короля Эдуарда VII императором Индии. Однако позже текст гимна стал вызывать у меня противоречивые чувства. Когда я глубже понял ахимсу, я стал более осторожным в своих мыслях и словах. Меня особенно тревожили эти строки:

Порази всех врагов ее,
Заставь их пасть ниц,
Заведи в тупик их политику,
Разоблачи их коварные уловки[63].

Я поделился своими чувствами с доктором Бутом, и он согласился, что не к лицу человеку, верующему в ахимсу, распевать подобные строки. Как могли мы считать так называемых «врагов» королевы «коварными»? Или они непременно неправы, лишь потому что являются врагами? Только у Бога могли мы просить справедливости. Доктор Бут полностью разделял мое мнение и даже сочинил для своей паствы новый гимн. Но о докторе Буте я подробнее расскажу ниже.

Кроме преданности, во мне глубоко укоренилась и склонность ухаживать за немощными. Я любил ухаживать за больными, будь то мои друзья или незнакомцы.

Пока я писал брошюру в Раджкоте, у меня появилась возможность ненадолго съездить в Бомбей. Я собирался воздействовать на общественное мнение в городах через митинги, и первым из этих городов стал Бомбей. Сначала я встретился там с судьей Ранаде, который выслушал меня очень внимательно и порекомендовал обратиться к сэру Ферозшаху Мехте. Затем состоялась моя встреча с судьей Бадруддином Тьябджи, который дал мне такой же совет.

— Судья Ранаде и я сам не многим можем помочь вам, — сказал он. — Вы понимаете сложность нашего положения. Мы не имеем права принимать активное участие в общественных мероприятиях, хотя наши симпатии на вашей стороне. Помочь вам может только сэр Ферозшах Мехта.