Подавление «восстания» заняло не более шести недель, но этот короткий период оказался очень важным для меня. Я понял, какую ценность имеют обеты. Понял, что обет не только не становится препятствием на пути к свободе, но и широко открывает дверь, ведущую к ней. До того момента мне не удавалось добиться успеха, поскольку не хватало силы воли, веры в себя, веры в милосердие Бога, и мой ум плавал в безбрежном и бурном море постоянных сомнений. Я осознал, что, отказавшись принять обет, человек невольно поддается соблазнам. Только благодаря обету можно перейти от распущенности к моногамному браку. Заявления вроде «Я верю только в собственные усилия и не желаю связывать себя обетами» — проявления слабости, они выдают подспудное желание оставить лазейку для того, чего следует избегать. В чем заключается сложность принятия окончательного решения? Например, я даю клятву убежать от змеи, которая, как я знаю, собирается укусить меня, и я должен не просто пытаться сбежать от нее. Мне понятно, что всего лишь попытка может означать верную смерть. Простая попытка в данном случае означает пренебрежение тем фактом, что змея действительно намеревается убить меня. Таким образом, то, что я ограничиваюсь лишь попыткой, показывает, что я не до конца осознаю необходимость реального действия ради спасения. «Но предположим, что в будущем мои взгляды изменятся. Как в таком случае я могу связывать себя клятвой?» Подобное сомнение часто удерживает нас. И оно же выдает отсутствие ясного понимания того, что от определенных вещей можно отречься навсегда. Поэтому Нишкулананд пел:
8. Брахмачарья — II
После долгих и зрелых размышлений я дал обет в 1906 году. Причем до того я не обсуждал это с женой и посоветовался с ней непосредственно перед тем, как принять обет. Она не возражала, но мне самому было очень сложно решиться. Мне недоставало сил. Смогу ли я сдержать свои страсти? Прекращение всяких плотских сношений с собственной женой казалось тогда чем-то крайне странным. Но я ринулся вперед с верой в поддержку Бога.
Сейчас я оглядываюсь назад на эти двадцать лет, прошедшие со времени принятия обета, и чувствую удовольствие и удивление. Более или менее успешное воздержание длилось с 1901 года. Но чувства свободы и радости, которое я познал после принятия обета, я не испытывал до 1906 года. Прежде я был уязвим, мог поддаться соблазну, теперь же клятва стала надежным щитом от любых искушений. Все новые возможности брахмачарьи открывались передо мной день за днем. Обет был дан, когда я находился в Фениксе. Как только меня освободили от службы в санитарном корпусе, я направился в Феникс, а оттуда собирался вернуться в Йоханнесбург. Примерно через месяц после моего возвращения был заложен фундамент сатьяграхи. Мне кажется, что неведомо для меня самого брахмачарья готовила меня к этому, ведь сатьяграха не была спланирована заранее. Она зародилась стихийно, спонтанно. Но я понял, что все мои предшествовавшие шаги вели именно к ней. Я сократил свои домашние расходы в Йоханнесбурге и отправился в Феникс, где и принял обет брахмачарьи.
Я понимал, что неукоснительное соблюдение брахмачарьи ведет к достижению состояния
Но пусть читатель не подумает, что мне было легко, хоть я и испытывал радость от принятия обета. Даже сейчас, когда мне уже пятьдесят шесть лет, я помню, насколько тяжело мне пришлось. Теперь я знаю, что соблюдение обета подобно хождению по лезвию меча: во всякий момент я должен оставаться бдительным.
Контроль над вкусовыми ощущениями чрезвычайно важен для соблюдения обета. Я обнаружил, что, если полностью контролировать свой вкус, соблюдение обета станет легким. С тех пор я проводил свои опыты в области питания не просто как вегетарианец, но и как брахмачари. В результате я понял, что пищи должно быть не очень много, она должна быть простой, лишенной специй и по возможности сырой.