Моя жизнь хикикомори. Том 1: Весна в старшей школе Сейрин

И в этих словах было столько невысказанной боли, что у неё перехватило дыхание. Потому что знала — это не актёрская игра. Это настоящее.

«Вот же, чёртов задрот! — думала Азуми, наблюдая за происходящим со своего места в осветительной будке. — Кто бы мог подумать, что он так сможет?»

Её пальцы автоматически управляли светом, пока мозг лихорадочно анализировал ситуацию. Харука, явно потерянная в своих чувствах. Мияко в первом ряду, не сводящая глаз со сцены. Рин-сенсей, забывшая про свои режиссёрские заметки.

«Казума-Казума, — Азуми покачала головой. — Ты даже не понимаешь, какую бурю поднял. И как много сердец сейчас бьются не в такт из-за тебя…»

Призрак двигался по сцене с неожиданной грацией. Каждый жест, каждое движение было наполнено необъяснимой мрачной элегантностью. Даже берет поверх маски каким-то необъяснимым образом добавлял образу особый шарм.

— Кристина… — его голос эхом разносился по залу. — Я учил тебя петь… Я дарил тебе музыку… А ты предала меня!

Харука в роли Кристины отшатнулась, и это движение выглядело пугающе естественным. Возможно, потому что в этот момент она действительно была напугана — но не Призраком, а собственными чувствами, которые накатывали волной.

Кенджи-Рауль выступил вперёд, заслоняя её собой:

— Оставь её, чудовище!

— Чудовище? — в голосе Казумы зазвенела такая горечь, что у многих в зале перехватило дыхание. — Чудовищен не я. Чудовищен весь этот мир.

Импровизация — этих слов не было в сценарии. Но они прозвучали так искренне, что никто даже не заметил отклонения от текста.

Сидя в середине зала, Юкино не могла поверить своим глазам. Вечно бурчащий отаку, двигался по сцене с грацией настоящего Призрака.

«Вот же, придурок, — думала она, — переделал цитату из гуля…»

Но что-то в его игре заставляло её сердце сжиматься. Может настоящая, непритворная боль, прятавшаяся за его идеально выверенными движениями?

На сцене всё шло к финалу.

— Ангел музыки обманул меня… — голос Харуки дрожал, и в кои-то веки это не было наигранным. — Ты не тот, за кого я тебя принимала…

Казума замер. На секунду ему показалось, что эти слова имеют куда больше смысла, чем предполагал сценарий. Но быстро взял себя в руки:

— А кем ты меня считала? — его голос звучал точно по тексту, хотя внутри всё переворачивалось. — Прекрасным принцем в сверкающих доспехах?

Кенджи выступил вперёд, и его игра выглядела действительно убедительной:

— Оставь её! Ты не можешь заставить её любить тебя!

Казума с какой-то печалью произнёс положенную реплику:

— Нельзя заставить полюбить. Но можно научить…

Мияко видела, как под маской Призрака Казума борется с собой. Как его пальцы иногда непроизвольно сжимаются в кулаки, когда слова роли слишком близко подходят к реальности.

«Глупый, — думала она с нежностью. — Даже сейчас пытаешься следовать правилам. Держаться текста. Не показывать, как сильно это всё задевает тебя…»

Рин сидела, впившись ногтями в ладони. Каждое слово на сцене отзывалось внутри болезненным эхом. Особенно когда Казума произносил монолог о масках и одиночестве — чётко по тексту, но с такой пронзительной искренностью, что у неё щипало глаза. Как странно. Всё происходящее на сцене сейчас, будто и не постановка вовсе, а рассказ юноши в маске… рассказ, который слишком похож на его правду.

— Выбирай! — голос Казумы гремел под сводами зала. — Либо ты останешься со мной навсегда, либо он умрёт!

Сцена была выстроена идеально: Кенджи с петлёй на шее, бутафорской, конечно, Харука в белом платье между ними, и Призрак, возвышающийся над всем этим, как тёмный ангел возмездия.

— Я выбираю… — голос Харуки дрожал, и в этот момент она действительно выглядела потерянной. — Я выбираю… спасти его.

И тут произошло странное. Когда она подошла к Призраку для финального поцелуя — момента, который должен был показать его преображение через любовь — их глаза встретились. На долю секунды. Но в этот момент оба почувствовали что-то настоящее, пробивающееся сквозь театральные маски.

«Почему? — стучало в голове Харуки, когда она приближалась к нему. — Почему сейчас, когда я играю любовь к другому, моё сердце так странно реагирует на тебя?»

Его глаза за маской — такие знакомые и одновременно незнакомые. В них плескалась необъяснимая бездонная грусть, и на миг ей показалось, что всё это уже не игра.

«Соберись! — приказал Казума себе, когда она приблизилась. — Всё — просто спектакль. Просто роль. Просто…»

Но когда её губы легко коснулись его щеки что-то внутри перевернулось. Словно в этот момент все его маски — и театральная, и жизненная — дали трещину.

— Уходите! — его голос прозвучал надломлено, как требовал сценарий. — Уходите и забудьте всё, что видели!

И когда Харука с Кенджи покидали сцену, а следом за ними уходила массовка, Призрак остался один. В полной тишине прозвучали его последние слова:

— Только маска была настоящей…

Зал взорвался аплодисментами.

— Браво!!!

— Молодцы!!!