Моя жизнь на Марсе

Я не помню начала этой сказки безумной. Было жарко и душно, было, наверное, рано так начинать свою осень посреди марсианской пустыни. Сбросить бы время, сбросить… Ах, ты, Харибда, Сцилла! Нет у тебя названья, имени даже нет… Хребет проломлен льдиной, льдина ползет вверх, к самому твоему горлу, еще горячему от крови, кровь вскипает по горлу, кровь бурлит от любви, ненависти и общенья между тобой и мной… Кровавое обращенье в сосудах забил гной… И гниение силы тоже ползет вверх. Смерть меня полюбила, как я полюбил грех…

Отстань от меня, Раскосая, ты не очень важна. В тебе одни перекосы, ты как злая жена. Запах твой хуже вони, ласки твои — ежа, голос твой дверью стонет несмазанной гаража. Как же ты ухмыляешься власти твоей над сердцем, сунешь мне водки с перцем, потом еще обижаешься. Есть в тебе, правда, краска схожая с колыбелью. Сплю, но страшная сказка встает за моей постелью. Тянутся руки-щупальцы, щекочут больные нервы. Ох, какой же ты умница, только в этом не первый. Много заживо сгнило в болоте чувства и страсти, скольких похоронило при козырной масти. И не было… Было… Были… С круглыми от жажды глазами, которые в пасти бились. Били тебя сапогами. Скрученные на койке лихорадки узлами после большой попойки… Били… Бились, скрежеща зубами. И изгоняя всем телом суть твою от бессмыслия. Часто и между делом на веревках висли, но обжигались небом и согревали руки черным небесным хлебом, черной небесной скукой.

Стой! Не было тебе хода! Ни в атаку, ни в отступленье. Вот развели мы моду — до потолка тянуться с коленей….

* * *

«Кстати, опять о собаках, которые едут на Марс. Они держат в зубах и лапах последний собачий шанс…»

«Я помню одну красотку… Болонку… Ты любишь их?»

«Болонок любят под водку. И всегда на троих. Ну ладно. Чего там дальше. Что ты помнишь еще? Но смотри, ненавижу фальши! Люблю легко и проще».

«Слово твое… Как стану рассказывать я что со мной, над карликом великаном ты стоишь надо мной».

«Прости, сболтнул не нарочно. Тонкая, однако, у тебя душа…»

«Душонка — вот слово точное. Душонка жалкая алкаша… Так вот, всех собрали в поезд. Всех пьяных, больных, хромых. Всех, кому на шее затянули потуже пояс и бросили на мостовых… Тех, кто послабже духом…»

«Может, тех, кто сильней? Человеческой житухой кто напился пьяней?»

«Может и так, но слухи дошли от собак до собак, что явился тот, чьи руки вокруг разгоняют мрак… Погладит он доходягу, бродяжку, которого хуже нет, пес испивает небесную брагу и получает бесплатный билет…»

«Билет на экспресс до Марса? Щедрый какой-то гость… Давно ты вышел из транса?»

«Давно не кидали мне кость! Да ладно… Неважно это. Ни время сейчас швах! Твердят о конце света и о других мирах. Я думаю, он оттуда, откуда исходит свет… Я все еще верю в чудо…»

«Жаль, но чудес нет…»

«Давай понемногу выпьем, тогда разговор пойдет…»

«Тогда ты завоешь выпью, и твой поезд на Марс уйдет…»

«Не уйдет, вот билет, понюхай».

«С какого вокзала летишь?»

«С Савеловского».

«Ни пера, ни пуха!.. Прилетишь — позвонишь, слышь?»

«Ага, по междупланетке. Достать бы вот где жетон. Бежим мы к собачьей метке, и с нами, конечно, он…»

«Он с вами, и слава Богу! Собачьему Богу молись!»

«В дорогу! Пора в дорогу! На Марсе другая жизнь. Там, говорят, рай для собак, там море костей и кошек. Болонка сказала, что я не слабак и с марсианский кожей. Болонка сказала, кусая бок, когда я с ней вел шуры-муры: „Когда прилетим, Собачий Бог выдаст всем новые шкуры… Порцию мяса, бутыль вина, почешет всех за ушами… Да, и еще…“

„Чтоб я сдох!“

„Еще… Вот, она… Но это лишь между нами…“»

* * *

«Я — Вонючка».

* * *

«Когда мне бывает плохо, я вою, обыкновенно на Луну. Или на Марс, если таковой имеется на небосводе.

Почему-то по ночам я часто чешусь.

На мне:

— грязные, четвертой свежести, замусоленные спортивные штаны;

— нестиранные, не новые, дырявые на пальцах и пятках, с оригинальным запахом носки;

(я люблю старые поношенные, но чистые и аккуратные вещи)

— летом, по пояс, голое;

— осенью, зимой, весной — все закрытое, кроме головы.

„Бедный Вонючка!“ — думаю я, обгладывая кость с признаками мяса, и сглатываю невольную слюну.

И, вообще, он появлялся довольно редко, тот, кто бросал кость.

Но всегда в нужный момент. Особенно часто его видели на помойках, возле рынков и вокзалов. Его имя… Не знаю или не помню. Он добрый, и руки у него хоть и сильные, но теплые. Его все узнают и знают. Даже вы, те, кто перечитывает меня, потому что я — раскрытая книжка Вонючки.

Я бы устроил настоящие шикарные собачьи проводы, мне необходимо только хорошенько скончаться. Пример:

Околевающий, лежал на полке он
Собачьего неласкового морга.
Нет, не от жадности скончался он,
Не от руки какого-нибудь доктора.
Он просто так из жизни вышел вон,
Прихлопнув дверью напоследок свой огрызок,
Который он именовал хвостом…

(Не в рифму, зато хлестко замечено).

ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ВОНЮЧКЕ.