Моя жизнь. От зависимости к свободе

Тогда рядом с нами были металлурги с большим стажем. Приглашали их с Урала, Украины, с Кузнецкого металлургического завода. Посмотрят они, как некоторых наших ребят на носилках из цеха уносят, махнут рукой: «Ну разве таких работать научишь, им только скот пасти!» Скажу честно, задевали меня такие слова сильно. Но обиды я на этих рабочих не держу. Во-первых, грубость такая чаще шла просто от необразованности, у многих за спиной лишь три-четыре класса. Зато у них был богатейший заводской опыт. А во-вторых, не было в их словах и оттенка какой-либо национальной дискриминации, а звучало в них скорее чувство профессионального превосходства, той простительной профессиональной надменности, свойственной людям сложных и опасных профессий, которые, по их мнению, непостижимы для простых смертных. Позднее только понял: эти люди и сделали нас металлургами. Но тогда я себе клятву дал: умру здесь, сгорю, но таких слов обо мне не скажут! С этой клятвой я и держался. Выстояли со мной и многие мои товарищи, стали высококвалифицированными специалистами, известными металлургами. Один из моих друзей, с которым я учился вместе в Днепродзержинске, затем вместе начинал работу в Темиртау, Кабидолла Сарекенов впоследствии писал: «Патриотизм не формируется в один день, он впитывается с молоком матери. По себе знаю, какие только трудности не выпали на головы молодых ребят, приехавших в Темиртау. Невозможно с ходу стать металлургом. Работа очень тяжелая. Некоторые уехали домой, другие стали роптать, требуя поблажек, что-нибудь полегче. Тогда я не раз своими ушами слышал из уст Нурсултана: “Почему для меня должны создавать легкие условия? Я вполне здоров. Я должен рассчитывать на поблажки только потому, что казах? Нет! Да, я – казах. Это – моя родина, моя земля! Но я не нуждаюсь в поблажках. Я должен честным трудом зарабатывать свой хлеб, найти свое место в жизни”. Теперь послушаем другого моего друга, с которым столкнула Магнитка, Героя Социалистического Труда Тулегена Адам-Юсупова: «Скажу, не скрывая, быть металлургом – труднее всего. Вначале нас было много приезжих, но остались единицы. Многие наши сверстники, избегая трудностей, а некоторые, даже окончив учебу, сославшись на положение родителей или на желание обрести другую специальность, покинули Магнитку. Например, в Магнитогорск из Казахстана поехали 68 парней. И только восемь из них вернулись в металлургию. Работа там круглосуточная, одни приходят, другие уходят. Изо дня в день, без праздников. После аварии люди не выдерживали. Были случаи, когда девать чугун было некуда, начиналась борьба во главе с директором. Представляете, что это было, от домны до мартена ковш весом в сто тонн довести надо было вручную. Весь комбинат стоял по стойке смирно. И были такие снегопады зимой, что мы не могли работать – в замерзшем ковше оставался чугун, который потом выбрасывался. И все приходилось разгребать вручную. Все это длилось неделю, мне это особенно запомнилось. Когда на смене, на печи работал, мы в день за восемь часов давали шесть выпусков. Это где-то в пределах трех тысяч тонн чугуна. У ребят из носа кровь капала от тяжести, от жары. Если человек пришел на домну с чистой душой, полюбил ее, оттуда не уйдешь уже. Как бы тяжело ни было». Точно подметил.

Трудно сказать, что я всей душой был предан домне. Но человек всему учится, привыкает. Так и мы привыкли.

Хорошо, когда любое дело дает свои плоды. Результативной оказалась и моя работа. После перевода на доменную печь выросла и моя зарплата. План всегда выполняли на 120–150 %. Соответственно увеличивалась и заработная плата. Иногда за месяц получал три с половиной тысячи рублей! Это старыми деньгами, а новыми, получается, 350 рублей. Это очень большие деньги. Половину из них отправлял домой, отцу. Каждый раз, получая их, он, оказывается, удивлялся: мол, что это за такая работа, за которую платят такие большие деньги? Поэтому и приезжал в Темиртау, правда, увидев мою работу, сразу стал уговаривать, чтобы я бросил ее, сколько бы за нее ни платили. Об этом я уже рассказывал.