Моя жизнь под землей (воспоминания спелеолога)

Ликси тоже никогда не спускался в пещеры. Он должен был присматривать и руководить маневрами с веревками и лестницами, когда мы спускались в пропасть.

Марокко, а особенно Средний Атлас, богатый подземными полостями, и мы впервые в этой стране предприняли спелеологические исследования. Вскоре мы занесли на свой счет две самые глубокие пропасти в Африке — Кеф-эль-Сао и Фриуато.[26]

Каждый день мы совершали экскурсии по очень сильно пересеченной местности и спускались во множество пропастей. Отсутствие спутников под землей нам не очень мешало, так как мы продолжали действовать в Атласе так же, как в Пиренеях. Нас просили то отыскать под землей красивые пещеры, способные стать туристскими достопримечательностями, то поискать там воду и гуано. Все это мы нашли в избытке и смогли представить подробный отчет, наполненный сведениями, ценными со всех этих трех различных точек зрения.

Что касается приключений и происшествий, не вошедших, правда, в отчет, но обогативших наш опыт и хорошо запомнившихся, то в них недостатка не было.

Ввиду исключительного изобилия подземных полостей, которые надо было исследовать, мы решили действовать порознь, разделив наши обязанности. Это позволило увеличить число исследованных пещер, но в свою очередь увеличивало трудности, а также возможность любых случайностей: ведь Ликси никак не мог разорваться пополам!

Однажды я спустился в пропасть Улад-Айах на глубину ста двадцати метров и стал исследовать ее ходы. Вернувшись к нижнему концу вертикального колодца головокружительной высоты, я с удивлением и некоторым волнением увидел, что моя лестница из стальной проволоки исчезла! Ее вытащили из колодца по какому-то неправильно понятому распоряжению.

Всеми заброшенный, я пребывал на дне пропасти, и мои сигналы, подаваемые свистом, оставались без ответа. Я пытался представить себе все мыслимые мотивы и немыслимые причины в оправдание такого поступка. В конце концов лестницу мне бросили, но так грубо и неловко, что за лестницей посыпались камни, которые могли сломать оборудование.

Подъем оказался страшно трудным и опасным. Носильщики вяло тянули вверх страхующую веревку, она все время провисала, и мне приходилось с неслыханным трудом подниматься собственными силами по стодвадцатиметровой лестнице, которая качалась над черной пустотой. Выбравшись на дневную поверхность, я растянулся обессиленный на земле, так и не узнав, что же, собственно, произошло.

Выше я говорил, что носильщики не хотели и не смели спускаться под землю. Однако один из них, по имени Фрегато, который был более храбрым и развитым, чем другие, спускался с нами во многие гроты. Однажды он решил превзойти самого себя и потребовал, чтобы ему разрешили спуститься по электроновой лестнице в вертикальный колодец, на что до тех пор он не отваживался.

Надев на него пояс пожарного с крепким кольцом и показав ему много раз, как вдевать в это кольцо карабин от страхующей веревки, я сначала спустился сам, должным образом подстрахованный, и вскоре ко мне присоединилась Элизабет на дне первого вертикального колодца семидесятиметровой глубины, которым начиналась эта пропасть. В этой пропасти мы затем спустились до глубины ста сорока метров.

По условному свистку наш переводчик и другие носильщики начали спускать Фрегато, привязанного к страхующей веревке.

Наш ученик спускался довольно ловко, хотя и наградил нас своими babouches,[27] которые один за другим упали нам на головы. Но когда, задохнувшийся, потрясенный и все же веселый, он опустился около нас, моя жена, собиравшаяся поздравить и подбодрить его, вскрикнула от ужаса, а вслед за ней вскрикнул и я, увидав, в каком снаряжении прибыл наш смельчак!

Широкий бело-красный пояс, которым он очень гордился, был надет как полагается, поскольку мы его надевали сами, ацетиленовая лампа висела на предназначенном для этого крючке, но кольцо, в которое мы учили его вставлять карабин от веревки, было пусто! В последнюю минуту по какой-то необъяснимой причине Фрегато решил, что лучше прикрепить карабин к ветхой и размочаленной петлице своей куртки.

Наш носильщик отважился на свой первый спуск в пропасть без какой-либо другой страховки, кроме моральной и иллюзорной надежды на свою петлицу. Мысленно мы поздравили себя, что на голову нам падали только babouches.

В другой раз, когда я только что вышел из грота, где обнаружил гуано, увидел бежавшего ко мне одного из носильщиков, ушедшего с Элизабет, единственного знавшего несколько слов по-французски. Больше жестами, чем словами, он пытался объяснить мне, что Элизабет встретилась в пещере с каким-то животным, по-видимому очень страшным, судя по его выразительной, однако малопонятной мимике.