Моя жизнь с Чаплином

Он повел меня в обшитую ореховыми панелями гостиную. Мебель была соответствующая. За массивным резным столом могли разместиться восемь человек, но стулья были такими огромными, что их было только шесть вокруг стола. Кресло хозяина имело исключительно высокую спинку, богатую резьбу и оранжевые бархатные подлокотники, все это делало его похожим на трон. Чарли проводил меня к креслу поменьше напротив и отодвинул его назад со словами: „Присаживайтесь, моя королева“. Я села и увидела его одобрительную улыбку.

— Превосходно, превосходно! — воскликнул он. — Ты — превосходная Жозефина — царственная, но раскованная. Императрицы — воплощение внутренней свободы.

— Это не обо мне, — возразила я. — Я далеко не расслабленна…

— Не спорь, — сказал он, вновь улыбнувшись. — Если я говорю, что ты — Жозефина, значит, ты — Жозефина.

Он пересек столовую и подошел к тяжелой бархатной драпировке, кайма которой почти касалась потолка, потянул шелковый шнур, и открылось огромное окно.

— Иди сюда, — скомандовал он, и я повиновалась.

Вид был потрясающий. Передо мной террасами расстилался необъятный, ухоженный газон, обе его стороны были густо усыпаны клубникой.

— Подожди, ты еще увидишь эту картину сверху! — сказал он с воодушевлением. — Отсюда даже не видно бассейна. Он под нижней террасой. Но сверху панорама захватывающая!

Шторы закрылись так же быстро и легко, как и открылись, и он взял меня за руку, чтобы провести по другим комнатам на первом этаже. Следующими после столовой были яркое, веселое помещение для завтрака с кованой мебелью и кухня — по размеру превосходящая, по крайней мере, вдвое нашу с мамой спальню. Мне были показаны туалетная комната, застекленная терраса и киноаппаратная. Хозяин повел меня в сад, где нашему взору открылись теннисные корты и бассейн. Мы гуляли по узким тропинкам под сводами, увитыми виноградом, а он говорил и говорил, словно мальчишка моего возраста, освоивший непостижимую профессию и не вполне уверенный, что заслужил все эти материальные блага, дарованные славой. Это была еще одна его грань, которой прежде я в нем не наблюдала.

Поднявшись с ним на третий этаж, я была потрясена его нервозностью подростка, которая, казалось, нарастала с каждым шагом. Он продолжал повторять, какой замечательный вид из верхних окон, словно пытаясь заморочить мне голову и заставить поверить, что мы поднялись сюда исключительно по этой причине. Я была тронута его волнением, и на самом деле это помогало меньше нервничать мне самой.

Спальня была обставлена так же дорого, как комнаты на втором этаже, за исключением ковра; он был с цветочным рисунком и выглядел заурядно и дешево, ничуть не украшая комнату, которая в противном случае была бы роскошной и изысканной. „Этот ковер не подходит для моей китайской спальни, — сразу же сказал он, словно обороняясь, хотя я и словом не обмолвилась. — Но мне он нравится“. Потом, в своей обескураживающей непоследовательной манере добавил: „Знаешь, он стоит всего три доллара за метр!“

Комната выходила на две стороны. Мы подошли к окнам, обращенным на Запад. Возле одного из них, наверху типично мужского комода стоял флакон одеколона Guerlain's Mitsuko.

— Это и был тот запах, который я все время чувствовала? — задала я вопрос… — В вашей раздевалке, в вашей машине, от вашей одежды, от вас?

— Тебе нравится?

— Да! Я ни от кого, кроме вас, не ощущала этого аромата.

Я не совсем верно выразилась и начала объяснять, что имела в виду. Чарли улыбнулся, взял флакон и вынул пробку.

— Вот, — сказал он и помазал мне руку экзотическим одеколоном. — Замечательный запах, правда?

— Ммммм, — кивнула я, нюхая свою руку. — Он всегда будет напоминать мне о вас.

Это тоже прозвучало чересчур. Но пока я могла смотреть в окно, а не него, мне казалось, я могу позволить себе нечто подобное, хотя бы на время.

Он молчал, и хотя стоял близко, не притрагивался ко мне. Потом сказал: „Пойдем, посмотрим восточную часть дома. По дороге я покажу тебе предмет моей особой радости и гордости“.

Я последовала за ним через узкий проход и застекленную дверь в ванную комнату, всю в белом кафеле и белом мраморе. Поначалу она выглядела, просто как ванная — роскошная, разумеется, но все же ванная. Но тут он показал помещение со встроенной мраморной плитой и сказал: „Моя парилка“.

Я была поражена: „Парилка? Я слышала об одной актрисе, принимающей ванны из шампанского, но собственная паровая баня! Мой дедушка ходит в парную иногда …“ Я осеклась, поняв, что говорю что-то не то.

„Здесь можно расслабиться, императрица Жозефина“, — сказал он мягко. — Процедура очень простая, даже херувим может делать это». Он указал мне на рукоятки на одной стене: «Поверни рукоятку с обозначением „пар“. И заходи. Больше ничего не требуется. А, ну конечно, надо оставить банный халат на крючке. Уверен, твой дедушка говорил тебе об этом».