Моя жизнь с Гертрудой Стайн

У меня не было служанки, но была femme de m'enage, довольно странная, не больно приветливая, хороший работник, со слегка деформированной фигурой. К моему удивлению, она спросила, может ли она работать как visitandine[53], и я естественно не возражала. Мне было скорее любопытно, особой надежды я не питала. Она приступила к приготовлению теста. Я не вмешивалась, хотя мне казалось, что она делает это не совсем правильно. Затем она сказала: «Когда у меня не получается готовка, я молюсь, прошу деву Марию помочь мне. И я знаю, как сделать правильно густой майонез». Я подумала, что когда она прерывается, чтобы помолиться, стряпня остается без надзора и тогда молитва уж точно требуется.

Наш дом заполнили друзья. Среди художников — Маркусси. Вернувшись с фронта, он купил небольшой автомобиль. Однажды в пробке на Оперной площади он остановился и, выйдя из машины, принялся регулировать движение — полицейские то ли не вернулись с фронта, то ли были убиты. Маркусси вполне успешно справлялся со своими обязанностями, пока его не окликнул прохожий: «Кто вы такой, чтобы нами распоряжаться?». «Кто я? — ответил Маркусси. — Тот, кто вернул вам Эльзас и Лотарингию».

Как получилось, что мы познакомились с Элмером Харденом, я не знаю, но он стал частым посетителем. Страстный читатель, он многое знал на память, выучил «Затерянный рай». Харден вернулся с войны и изучал музыку. Он рассказал, что когда попал на передовую, где уже на поле валялись убитые и раненые американцы, он слышал, как французский офицер выкрикивал: «Веди их другой дорогой, чтобы им не пришлось ступать по раненым и убитым соотечественникам».

Харден позднее серьезно влюбился в танцовщицу Ля Аргентина. Он никогда с ней не заговаривал, хотя видел ее ежедневно. Когда она умерла, он каждое утро посещал кладбище и клал цветы на ее могилу.

Харден повсюду ходил со своим большим другом Пьером. Спустя годы они пришли взглянуть на квартиру на улице Кристин до того, как мы туда въехали. Ковры были нарезаны, но еще не уложены. Элмер с Пьером увидели их и инструменты, оставленные рабочими на полу. «Что это такое? — спросил Харден. — Неужто вы собираетесь накрывать коврами такой прекрасный пол?». Паркет на полу назывался «Версальским паркетом». Я ответила: «Конечно, именно так, я не собираюсь больше снимать каждое пятно на натертом полу и, кроме того, с ковром всегда теплее». Харден сказал: «Это преступление, я запрещаю это делать, Элис, это преступление!». То же вымолвил и Пьер, только вежливее: «Пожалуйста, не надо». Я сказала: «Я не могу приглашать полотера каждый день натирать полы». Харден сказал: «Я буду платить ему, не думай об этом».

Кейт Басс была родом из того же города, что и Харден — из Медфорда, Массачусетс. Она была очень симпатичная, не молодая, но очень веселая. У нее в свое время был роман с Эзрой Паундом, против которого Гертруда ее отговаривала.

Мне помнится, она провела год в Париже, будучи более-менее невестой то ли египтянина, то ли турка. У нее было приятное имя — Кейт Мелдрэм Басс, но Кейт Басс звучало вполне по-шекспировски.

Кейт Басс привела к нам Альфреда Креймборга познакомить с Гертрудой. Креймборг и Гарольд Лоб приехали из Нью-Йорка, чтобы издавать в Париже журнал «Брум». Гарольд Лоб был сыном богатых родителей и у него были средства для этого. Креймборг обладал мягкой поэтической душой. После выпуска нескольких номеров они переехали в Рим. Кто-то тогда выразился так: маленькие журналы рождаются, чтобы публиковать свободную поэзию.

Жак Липшиц был то русским, то поляком, в зависимости от войны, которую он прошел. Он приехал во Францию, устроился и принял французское гражданство.

Липшиц сделал бюст Жана Кокто и приступил к бюсту Гертруды Стайн. Все жаркое лето она посещала его студию, где солнце просто обжигало, и позировала ему.

Его жена, Берта, прекрасно готовила и приглашала нас несколько раз пообедать с ними в студии. Однажды мне надо было видеть Гертруду. Я поднималась по ступенькам. Повернувшись и видя, как Берта спускается по ступенькам, я посторонилась, чтобы дать ей место, лестница была узкой. Я поздоровалась с ней. Она не обратила на меня внимания, будто не видела и не слышала меня и не знала, что я здесь. Иногда мне кажется, что тут замешано колдовство, пришедшее вместе с африканской слоновой костью и деревянными украшениями, которые Липшиц находил для нее.

В какой-то год друг Липшица пригласил его посетить Пальму де Майорка. Когда Липшиц покидал Париж, то заметил в антикварном магазине, расположенном в подвале дома, где была его студия, две головы, выполненные в стиле ранней готики. Поскольку у него не было ни су, чтобы их приобрести, он осторожно спрятал их за двумя старыми креслами, дабы никто не смог найти до его возвращения. Когда ему заплатили за элегантную скульптуру тореадора, он вернулся в Париж с заработанными деньгами и направился прямо в антикварный магазин, извлек и купил обе скульптуры.