Читаем Моя жизнь с Гертрудой Стайн полностью

В первую зиму, которую мы жили на Нотр Дам де Шам, из Флоренции приехала мисс Блад и сказала Гертруде, что хочет познакомиться с Пикассо. Гертруда попросила его и других гостей посетить ее вечером. Поскольку мисс Блад собиралась как бы на прием, то одела розового цвета платье и свой прекрасный жемчуг. Пикассо прозвал ее femme de ménage[35] принцессы Мюрат, поскольку она и принцесса Гика жили в Гамберайе. Она спросила его, что он считает своим вкладом в изобразительное искусство. Он ответил: Je suis le beс Auer[36]. Гийом Аполлинер блистал умом как всегда, но мисс Блад предпочла бесцеремонную испанскую манеру Пикассо.

На моей памяти было несколько вечеринок. Самым забавным был банкет в честь Анри Руссо в студии Пикассо. Лео, Гертруда и я встретились с Гарриет в кафе на Монмартре, недалеко от улицы Равиньян, где, уже несколько навеселе, пребывала Мари Лорансен. Она то висела на Гийоме Аполлинере, то пыталась упасть, и он водворял ее в кресло, хотя в следующее мгновение, она уже опять оказывалась в его руках. Затем ворвалась Фернанда с трагическим известием: Феликс Потэн не прислал обед, который она заказала. Я посоветовала ей перезвонить и напомнить о заказе, что она и сделала, обнаружив только, что было слишком поздно — никто не отвечал, магазин был закрыт.

Фернанда сказала, что наварила огромное количество riz à la Valencienne[37], чему выучилась в Испании, и докупит к нему дополнительную еду в Латинском квартале. Лео поможет Гийому дотащить в гору Мари; Гертруда, Гарриет и я последуем за ними. Мы проделали свой путь по крутому холму к студии Пикассо, где уже собралось много народа. Пальто и шляпы мы оставили в соседней студии у Андре Салмона.

Фернанда накрыла стол на досках и подставках, уверив что он вполне надежен, если на него сильно не опираться. Стол украсили плющом. Мари Лорансен с одной щекой, покрасневшей (шлепок от Гиойма), обещала после обеда спеть старые французские песни. Фернанда объявила, что riz à la Valencienne готов и будет подан, как только появится Руссо. По прибытии Руссо предоставили почетное место в центре стола против большого портрета женщины его работы. Пикассо купил этот портрет, покупка и стала поводом к празднованию.

Огромное блюдо с рисом было и в самом деле великолепным по вкусу. Было поглощено заметное количество недорогого вина. Внезапно у двери из своего кафе, что напротив студии, появился Фредерик с ослом. Фернанда величественно вывела незваных гостей, говоря, что их не приглашали и они нежелательны.

Аполлинер взобрался на стол, чтобы произнести хвалебный стих à notre Rousseau[38] и все хором его подхватили. Руссо был ошеломлен и сиял. В конце стихотворения Аполлинер соскочил со стола. В этот момент Салмон исчез.

Руссо достал из футляра скрипку и начал наигрывать бесконечную и скучную музыку. Лео, сидевший рядом с Руссо, охранял его от радостного энтузиазма гостей. Мари Лорансен спела песни. Аполлинер попросил Гарриет и меня исполнить национальный гимн краснокожих индейцев. Он изумился и расстроился, узнав, что по нашему мнению такого не существует. Уже было поздно, когда мы зашли в студию Салмона забрать наши шляпы и пальто. Моя шляпка, которой я очень гордилась, лишилась отделки из желтых перьев. Салмон сжевал ее, как и телеграмму и коробок спичек. Он, казалось, не замечал нашего присутствия.

Мы взяли Руссо домой, Гертруда, Лео, Гарриет и я. Все вместились в одном фиакре, Лео устроился рядом с кучером. Когда мы спускались с холма, мимо нас с диким криком пробежал Салмон и растворился в темноте.

Вскоре после банкета Руссо, в конце дня я шла по улице Ренне. Стало довольно темно. Внезапно я ощутила сзади шаги, приближавшиеся ко мне. Ничего подобного прежде со мной не случалось. «Мадмуазель, мадмуазель», — обращался ко мне человек. Возмущенная, я обернулась лицом к говорящему: это был Руссо. «Мадмуазель! — повторил он. — Вам не следует быть на улице одной с наступлением темноты. Позвольте мне проводить вас до Нотр Дам де Шам». Не думаю, чтобы он заглядывал к нам туда, но временами я встречала его на субботних вечерах на улице де Флерюс. На одном из тех вечеров он сказал, что я напоминала ему жену, давно умершую.

<p>4</p>

Я работала по вечерам у Гертруды, оставаясь допоздна на улице Флерюс, что беспокоило Гарриет. Гарриет хотела, чтобы я возвращалась на Нотр Дам де Шам до полуночи. Я понимала, что оставаясь одна, она ощущала себя одиноко. Наконец она призналась, что написала Керолайн Хелбинг, прося ее провести зиму с нами — ночевать в маленьком отеле около нашей квартиры, а обедать и ужинать с нами. Она уже приняла предложение и скоро прибудет.

Когда она приехала, я рада была встретиться с ней опять. Я знала ее по Сан-Франциско. Она сохранила свою девичью привлекательность. По возвращению домой она должна была выйти замуж, за человека, с которым была обручена 25 лет тому назад. Она шутила, что когда они, наконец, поженятся, это будет их серебряная свадьба.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая книга

Дом на городской окраине
Дом на городской окраине

Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням. В двух главных персонажах романа — полицейском Факторе, владельце дома, и чиновнике Сыровы, квартиросъемщике, воплощены, с одной стороны, безудержное стремление к обогащению и власти, с другой — жизненная пассивность и полная беззащитность перед властьимущими.Роман «Михелуп и мотоцикл» (1935) писался в ту пору, когда угроза фашистской агрессии уже нависла над Чехословакией. Бухгалтер Михелуп, выгодно приобретя мотоцикл, испытывает вереницу трагикомических приключений. Услышав речь Гитлера по радио, Михелуп заявляет: «Пан Гитлер! Бухгалтер Михелуп лишает вас слова!» — и поворотом рычажка заставляет фюрера смолкнуть. Михелупу кажется, что его благополучию ничто не угрожает. Но читателю ясно, что именно такая позиция Михелупа и ему подобных сделала народы Европы жертвами гитлеризма.

Карел Полачек

Классическая проза
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей

В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина. Что может так своеобразно затрагивать нас в этом человеческом облике? Редкие моральные качества, чистота сердца, находящая от клик в нашем сердце?И можно, наконец, спросить себя, совершенно в духе великого романа Достоевского, кто из нас является больше человеком, кто из нас здоровее душевно-духовно?

Нильс Кристи

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Моя жизнь с Гертрудой Стайн
Моя жизнь с Гертрудой Стайн

В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других. В данную книгу включены воспоминания Э. Токлас, избранные письма, два интервью и одна литературная статья, вкупе отражающие культурную жизнь Парижа в первой половине XX столетия, подробности взаимоотношений Г. Стайн и Э. Токлас со многими видными художниками и писателями той эпохи — Пикассо, Браком, Грисом, Джойсом, Аполлинером и т. п.

Элис Токлас

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное